— Понял твой намек. Но вот что тебе отвечу. Хемингуэй как-то сказал, что лишь три струны трогают читателя за самое сердце — это любовь, смерть и деньги. В данном случае слова эти применимы к любому телевизионному шоу. Чем я занимаюсь уже двенадцать лет. А у Пушкина нашего проскочила другая мысль, тоже про три пути к сердцу читателя — это страх, сострадание и смех. И оба правы, потому что формулы их схожи. Смерть — страх, любовь — сострадание, деньги — смех, поскольку это действительно смех, если относиться к ним серьезно. И всем этим мы призваны заниматься, иначе ничего путного не получится. Смешать все ингредиенты в одной кастрюле. Задумайся об этом.
Режиссёр посмотрел на небо, ещё сильнее затянутое тучами; солнечные лучи еле пробивались сквозь них.
— Ты прав, — произнёс он. — Будет гроза.
11
Но грозы всё не было и не было.
— …Наверное, и не будет, — подумал вслух Алесь, поглядев на Катю.
Они шли по Звездному бульвару, удаляясь от Останкино. Телебашня высовывалась из-за домов, словно следя за ними. По крайней мере, плевшийся позади Оператор точно следил, улавливал подходящие момент, ракурс, звуки, мимику. Иногда забегал вперед. Со стороны казалось: вот три болтающихся без дела приятеля решили увековечить себя для будущего, на фоне выгуливаемых собак. Собак в этот час на бульваре было действительно много. Больших и маленьких, с ошейниками и без. Одна из них, средних размеров, с любопытством подбежала к Кате. Девушка не удержалась, погладила, присела на корточки.
— Кто таков? — спросил Алесь.
— Эрделька, — ответила Катя. — Девочка.
А хозяин уже звал откуда-то из-за деревьев:
— Лера! Ко мне!
Вильнув хвостом, собака помчалась обратно.
— Надо же! — удивился Алесь. — Девочка, а с бородой. Ты, наверное, своим лабрадором пахнешь. Собачница, значит. Так и запишем. А я люблю псов простых, дворовых. Чтобы сразу что-нибудь оттяпал, коли чужой. Вот у меня…
— Не надо больше про Апельсина, — сказал Оператор. — Это мы уже все слышали. И другой всякой «клюквы» тоже не надо.
— А твое дело вообще в дырку смотреть, — обиделся Алесь. — И кнопки нажимать. В нужное время.
— Нету пока никакого времени, ни нужного, ни ненужного, — вошел в спор тот. — Чепуха одна. Я из-за вас место потеряю.
— И что? Мне от этого заплакать?
— Работайте, работайте. Мозгами.
— Отойди в сторону, — посоветовал Алесь. Но сам же и позвал его через минуту: — Эй, а в вашей телебогадельне корм предполагается или нет? Как там, по расписанию? Мы есть хотим. Девушка уже умирает от голода. Даже на собак бросается.
— Вовсе нет! — фыркнула девушка.
— А я вам кто — кормилица, что ли? — пожал плечами Оператор. — Всё сами, всё сами. Головой работайте. Извилинами.
— Что-то он часто стал рассуждать о мозгах, — обратился к своей спутнице Алесь. — На что-то намекает. Нет, он не кормилица. Он сам и есть пряник.
— Жердь в очках, — тихо огрызнулся Оператор.
— Ребята, перестаньте, — сказала Катя.
— А что он мне по ушам ездит? — спросил Алесь. — Я-то думал, что они обеспечат нам кормежку в ресторане. На худой конец, бабло выдадут.
— Сухим пайком получишь, — не утерпел Оператор.
— Куда за салом бежать? — деловито поинтересовался Алесь. Кажется, он намеренно «заводил» Оператора, поскольку с девушкой как-то ничего не вытанцовывалось. Она продолжала держать себя с ним отстраненно и холодно. Как Снежная Королева, несмотря на почти тридцатиградусную жару. Тучи на небе странным образом исчезли, растаяли, и солнце вновь принялось нещадно палить. Будто само не знало, что же делать дальше: испепелить всё внизу огнем или залить водой?
— Некоторые, — с нажимом промолвил Оператор, — любят трапезничать дома.
— Ко мне нельзя, — испуганно вздрогнула Катя. — У меня…
— Знаем, знаем, — сказал Алесь. — Не парься. Папа с дедушкой, мама с бабушкой и лабрадор Кони. Ещё про сестру забыл. Со свинкой и коклюшем. Тогда пошли ко мне?
— Это ещё куда? — подозрительно спросила девушка.
— На «Три вокзала». Там есть сосисочная дешевая. Я угощаю, — великодушно добавил он.
— Вот этого я бы не рекомендовал делать, — снова вмешался Оператор. — Фон плохой.
— Боишься, разобьют твою дорогую камеру? — усмехнулся Алесь. — Правильно боишься. К тому же на свою порцию сосисок не надейся — я тебя угощать не намерен. Самим бы хватило.