— И потом — ты забыла о Китти, — покачал головой Тайнер, делая вид, что не замечает этого. — Сколько лет, по-твоему, ее нынешнему дружку? Совсем зеленый, верно? Насколько я знаю, все ее приятели ей в сыновья годятся.
— Это не одно и то же. Папочке уже перевалило за шестьдесят, а она была совсем девчонкой. И потом — она ведь работала на него! Мне плевать, что у нее нет к нему никаких претензий. У меня есть! Если бы ты знал, что я сейчас чувствую! Я его любила! И вдруг оказывается, что он совсем не тот, кого я знала! Я не могу больше любить его! Господи, как бы я хотела, чтобы эта самая Джекки Вейр — Сьюзан Кинг — Мэри Броуди никогда не переступала порог моего дома!
Ее отчаянный крик разорвал ночную тишину так же отчетливо и резко, как громкий выхлоп автомобиля. Неподалеку хлопнуло окно, и из соседнего дома до них донеслось чье-то недовольное ворчание.
— Слушай, ты потише, — предупредил Тайнер. — Это тебе все-таки не Хэмпден, знаешь ли.
— Угу, и не Роланд-парк, хотя готова поспорить, что ты уверяешь всех, что так оно и есть, — буркнула в ответ Тесс. Она вдруг почувствовала, что ей смертельно надоела вся эта идиотская иерархия Балтимора. Да вот взять, к примеру, близлежащие кварталы: обитатели Роланд-парка свысока поглядывали на тех, кто жил в Тукседо, а те, в свою очередь, задирали нос перед обитателями Эвергрина, в то время как его жители содрогнулись бы при мысли, что их можно спутать с уроженцами Хэмпдена. Ну, а чувства хэмпденцев были бы жестоко оскорблены, если бы кто-то принял их за обитателей Ремингтона, которые презрительно фыркали при одном только упоминании Пигтауна. И так снова и снова, слой за слоем, до самого дна. Стоить только упомянуть, что живешь на Роланд-авеню, на самом берегу реки, и тут же последует вопрос: а на каком — на нравом или на левом? Глупые люди, честное слово! Ну, какая разница?!
— Знаешь, ты права в одном, — проговорил Тайнер, когда вокруг наконец снова воцарилась тишина.
— Да ну? Неужели? Интересно, в чем?
— Ты слишком много выпила. Так что лучше оставайся у меня — переночуешь в свободной спальне. Не то к допросу в состоянии опьянения добавится еще и вождение в состоянии опьянения. А это уже преступление.
— Странно, почему? По-моему, и то и другое одинаково опасно.
Река Патапско ранним утром так и манила к себе обманчивой чистотой и свежестью, которую не портили даже плававшие на ее поверхности несколько масляных пятен. И хотя Тайнер накануне заставил Тесс дать слово никуда не уезжать до вечера, она решила махнуть на все рукой и свернула в узкую протоку, где, как она точно знала, ее вряд ли кто потревожит. Она знала, что другие любители гребли, в отличие от нее, предпочитали проплывать под низкими мостами. Естественно, они рисковали, поскольку в этом случае грести приходилось, съежившись чуть ли не в три погибели и низко нагнув голову, да еще вдобавок цепляться за сваи, чтобы не унесло течением, зато это считалось намного шикарнее. И уж конечно гораздо круче.
Спала Тесс плохо. Неимоверное количество выпитого накануне пива, весь этот сумасшедший вечер, дурацкая чужая постель, напомнившая ей, как редко ей до этого приходилось ночевать не у себя дома, сыграли свою роль. Естественно, ей случалось иногда спать в чужом доме, но те случаи, когда она действительно спала, можно было пересчитать по пальцам.
К тому же Джонатан Росс отыскал ее и здесь. Ночные кошмары всегда знают, где тебя найти, а этот не давал Тесс покоя вот уже почти целый год. Вначале ей просто снилось, что Джонатан куда-то летит. Позже, непонятно почему, сон изменился: Джонатан вставал, стряхивал с рукава невидимую пылинку и обращался к Тесс. Теперь, мертвый, он стал куда приятнее, чем был при жизни, но вовсе не потому, что со временем она несколько романтизировала его образ — во всяком случае, так казалось самой Тесс. Слишком хорошо она помнила его — самовлюбленного, заносчивого, ничего не желающего знать, кроме своей работы, блестящего специалиста, сразу почему-то терявшегося, стоило ему только столкнуться с реальной жизнью. И его настроение, которое вечно менялось, точно погода в мае, она тоже не забыла. В последнее время в их отношениях появилась трещина, с каждым днем становившаяся все шире, но у Тесс и в мыслях не было винить в этом одного Джонатана. Будь он жив, возможно, она до сих пор беспомощно трепыхалась бы, словно бабочка в паутине, глядя, как Джонатан разрывается между ней и своей невестой, не зная, как выпутаться из этой ситуации. Джонатан так и не повзрослел… да ему не особенно и хотелось этого. Подсознательно он страшился ответственности, а Тесс, всегда страшившаяся своей собственной взрослости, охотно брала на себя роль няньки.