— Так моя дочь была одной из этих детей?
Эдельман улыбнулся Джекки:
— Нет, Сэм, к счастью, была из тех, кому повезло. Вскоре после того, как был выдвинут иск, до меня дошли сведения о том, что одна немолодая супружеская чета продолжает брать в свой дом детей, хотя у этих людей попросту нет возможности в должной мере заботиться о них. К тому времени в их доме проживало пятеро ребятишек, троим из них не было еще и пяти. У Сэм не было даже своей комнаты, она спала в гостиной, в каком-то подобии гнезда, сделанном из брошенных на пол одеял. Я приехал туда в пятницу вечером, пристроить их куда-то на выходные было попросту невозможно, вот я и привез ее к себе домой. С тех пор она так и живет у нас.
— Она считает вас своими родителями?
Эдельман был юристом, но явно не из тех, кто привык сорить словами. Прежде чем ответить на вопрос Джекки, он какое-то время молчал, а когда заговорил, было заметно, что он тщательно взвешивает каждое слово.
— Нет. Это мы считаем ее своей родной дочерью. Правда, она называет нас с женой мама и папа. Но ей известно, что мы ей не родные.
— А она когда-нибудь спрашивала обо мне? Ну, я хочу сказать — о своей родной матери?
Эдельман покачал головой:
— Как-то самой собой подразумевалось, что ее мать умерла. Так что теперь сами понимаете, в какой щекотливой ситуации оказались мы все…
— Какой ситуации?
Опять тот же самый молчаливый обмен взглядами. «Объясните ей!» — «Нет уж, сами объясните!» Короткую соломинку, похоже, вытянул Эдельман.
— Как уже сказала мисс Чу, официально опека над Сэм возложена на власти штата, однако вы не были лишены родительских прав. Все считали, что вас нет в живых, а в свидетельстве о рождении Сэм имя отца не значится. Но как оказалось, вы живы.
— Мне это тоже известно, — буркнула Джекки. — Единственное, чего я не могу взять в толк, это из-за чего вы все тут так дергаетесь, словно сидите на горячих угольях?
Прокурорша тяжело вздохнула:
— Саманта Кинг — ваша дочь. Вы имеете полное право обратиться в Комитет по опеке с прошением вернуть ее вам. Учитывая данные обстоятельства, мы ничего не можем сделать, чтобы помешать вам забрать девочку у Эдельманов.
По выражению лица Джекки Тесс догадалась, что Джекки моментально ухватилась за эту мысль… и тут же сама испугалась. О боже, она может вернуть назад свою дочь!
— Но что… — Горло у нее перехватило, было понятно, что она просто не в силах произнести имя дочери. — Но чего хочет она сама? Хочет ли она остаться с вами или предпочтет вернуться ко мне?
— Я не могу взять на себя ответственность говорить от лица Сэм. Ее, так сказать, биологическая мать всегда была для нее чем-то достаточно абстрактным. Она была просто Сьюзан Кинг… одно только имя, не больше. Как-то мы Даже пытались отыскать ее свидетельство о смерти, но не нашли. И тогда мы решили, что она умерла где-то в другом штате.
— Ну, тогда, значит, вы просто плохо пытались, — вклинилась в разговор Тесс. — Лично у меня на то, чтобы отыскать Сьюзан Кинг, ушло всего три дня. Достаточно было только поискать ее среди тех, кто официально менял имя и фамилию. Вы же юрист, мистер Эдельман. Вы должны знать такие вещи.
Джекки вдруг вытянула вперед руку, словно стараясь ее удержать:
— Десять лет назад я была в Пенне. Даже если бы они узнали, что я поменяла имя, вряд ли кто додумался бы искать меня там.
— Мы даже выдали ордер на арест вашего имущества ввиду неуплаты алиментов на ребенка, — сконфуженно призналась прокурор. Тесс пришел на память еще один ордер, выданный на имя Сьюзан Кинг, — тот самый, на который случайно наткнулась в свое время Дори. — Учитывая ваше нынешнее материальное положение, закон обязывает нас взыскать с вас деньги задним числом. Но в данном случае, думаю, мы можем проявить… э-э-э… некоторую снисходительность.
— Щедро, — пробормотала Тесс. — Ох, как щедро!
Она почти не сомневалась, что Джекки, услышав это, разозлится окончательно, но та, к вящему изумлению Тесс, сидела как во сне. Не проронив ни слова, Джекки открыла сумочку и уставилась на ее содержимое с таким видом, словно ответы на все стоявшие перед ней вопросы скрывались где-то там, между ее помадой, чековой книжкой и любимой ручкой «Мон Блан». Видимо, это оказалось не так, потому что Джекки, вздрогнув, как от толчка, вдруг с резким щелчком захлопнула сумку.
— У вас есть ее фотография? — спросила она у Эдельмана.
— Что?
— У вас случайно нет с собой ее фотографии? Ну, может быть, в бумажнике?
— Только очень старая. Сэм не разрешила мне в этом году сдать деньги на фотографию их класса. Сказала, что она там, дескать, ужасно толстая. — Вытащив бумажник, он извлек снимок: двое конопатых, рыжих, как огонь, мальчишек с темноглазой девочкой с рыжевато-каштановыми волосами и смуглой, оливкового цвета кожей. Джекки долго смотрела на нее, потом со вздохом вернула снимок Эдельману.
— Мне бы очень хотелось ее увидеть, — сказала она.
— Вы же только что ее увидели.
— Нет, снимок — это все-таки не то. Мне бы хотелось познакомиться с ней. Нет-нет, я вовсе не прошу вас говорить ей, кто я такая, пока не нужно. Но мне нужно сначала увидеться с ней, чтобы потом уже решать, что делать дальше.
— У нее нет других родителей, кроме нас с женой. — Лицо его сморщилось. Казалось, он вот-вот расплачется. — Поверьте, она так счастлива с нами. Мои сынишки просто обожают ее! Лишиться Сэм для нас — хуже смерти. Не знаю, что будет с нашей семьей, если она уйдет…
— Я вам верю, — тихо сказала Джекки. — И все-таки… когда я могу увидеть ее?
Глава 24
В конце концов, условились на среду, после занятий в школе. Решено было, что Джекки вместе с Тесс явятся к чаю — якобы по приглашению миссис Эдельман — все очень цивилизованно, светская беседа, как это водится в приличных семействах, а Джекки между тем сможет как следует рассмотреть свою дочь. Дело усложнялось только тем, что на среду был назначен пресловутый праздничный обед с крабами. К тому же Тесс заранее пообещала приготовить фруктовый салат. И не просто банальный фруктовый салат, а бабулин любимый, с маковой приправой и приготовленный с непременным соблюдением массы самых разных правил, от которых у Тесс уже заранее голова шла кругом: никаких киви, виноград только зеленый и ни в ком случае не красный, побольше клубники, а ломтики дыни чтобы были непременно нарезаны кружочками. Она как раз готовила его на кухне, когда появился Тул.
— Привет, — бросил он.
— Привет, — отозвалась она, держа на весу руки. — Извини, я вся липкая.
Тул по давней привычке сунул руку в коробку с печеньем и бросил одно Искей. Та, одним махом проглотив угощение, благодарно лизнула его в ответ и тут же потрусила на кухню — за ломтик дыни Искей готова была продать свою бессмертную душу', и ей было глубоко наплевать, порезана она кружочками или нет.
— Малышка… — начал Тул.
— Лайла, — поправила его Тесс.
— Ну да, Лайла. Ее отдали в семейный детский дом. Правда, вначале ее забрала к себе родственница ее матери, невестка, кажется, но через пару дней вернула девочку назад, дескать, ей не под силу возиться с такой крохой.
— Вот уж не знаю, огорчаться или радоваться.
— Я навел кое-какие справки о той семье, куда ее отдали. Похоже, ей повезло. Домик стоит за городом, вокруг полно земли. Женщина, которой ее отдали, обычно берет к себе ВИЧ-инфицированных детей или же тех, которые требуют специального ухода. Просто сейчас у нее оказалось свободное место.
— Великолепно. То есть я хотела сказать, неплохой вариант, — буркнула Тесс, гадая, каково там будет Лайле. Достаточно ли внимания будут ей уделять, ведь малышка не нуждается в «специальном уходе» — она просто сирота, только что потерявшая родителей, а стало быть, рядом с детьми, у которых СПИД, ее положение можно даже считать завидным.