Сегодня Володя вернулся домой поздно. Он выключил, занавесил, закрыл все, что могло бы помешать ему думать, и погрузился в размышления, пытаясь найти какую-то едва уловимую ускользающую ниточку, которая могла помочь разгадке. Но хаотичность впечатлений, происшествий, образов никак не давала места спокойному анализу, да и анализировать пока было нечего — никаких новых фактов. Странно все-таки получается — в родном доме, где каждая половица знакома, в родном коридоре находят труп… Стоп! А почему труп? Ведь стопроцентной уверенности в этом нет. Однако, если парень жив, и он не совсем псих… У него не было при себе оружия, он шел с какой-то целью… Но с какой? Сбежал из больницы в одной пижаме… Для чего-то сбежал! Может, что-то важное хотел сообщить, иначе не стал бы в таком состоянии и в таком виде лезть в чужой коридор. Если он, конечно, был в здравом уме. Честно говоря, Володе очень не нравились эти его «если» да «если». А вдруг его появление связано как-то с рассказом Ирины, и он хотел о чем-то предупредить? Тогда, следуя логике, не лишним будет предположить, что ему может грозить опасность. Опыт давно научил Володю простой и важной вещи: чувствуешь опасение за человека — все проверь, все сделай, чтобы ему ничего не грозило. И он протянул руку к телефону…
Парень действительно оказался жив. Более того, врач «скорой» довольно точно установила его диагноз — гепатит, то есть желтуха. У парня он оказался сывороточный, от укола в стоматологической клинике, где ему вырывали зуб. Так вот, по этому признаку, да еще по пижаме, врач уверена, что его прежнее местонахождение — инфекционная, а не психиатрическая больница. Там сразу же узнали своего пациента Певцова, из-за него несколько часов все первое отделение «стояло на ушах» — больной был тяжелый и исчез с постели прямо из-под капельницы, или, как здесь называли, — системы. Причем лежавшие вместе с ним в палате — мужчина, Володя фамилии не разобрал, и подросток Олег дружно утверждали, что парень сильно бредил, в основном слов было не разобрать, но одно повторял как заведенный — стрела, стрела… И мычал, как от боли. Так что получалось: м-м-м-м…стрела…м-м-м-м-м…стрела… а Олег даже уточнил — «как стрела»… Об этом Володе уже доложила дежурная медсестра Валя, которую он хорошо знал — с ее мамой учился в одной школе.
— Валечка, а как он сейчас?
— Сейчас спит, дядя Володя. А почему им полиция заинтересовалась?
— Понимаешь, он в чужом доме оказался, и, можно сказать, что при таинственных обстоятельствах.
— А-а-а… А мы подумали, что он все-таки на фестиваль сбежал.
— На какой фестиваль?
— Авторской песни. Фестиваль-то у нас сейчас проходит, слышали? Он же бард. Из Москвы.
— Кто?
— Бард. Ну, автор-исполнитель. Геннадий Певцов. Неужели вам его фамилия ничего не говорит? Дядь Володь, у него ведь песни хорошие.
— Так он что, на этот фестиваль приехал?
— Ну, конечно! Приехал, а накануне зуб выдрал. Он у нас в «Вольном ветре» обосновался, знаете же, там в каждом номере зеркала по стенам, утром проснулся и не узнал себя — желтый как лимон. Его привезли к нам очень тяжелого, с температурой. Он все порывался взять у нас таблетки и уйти, говорил, дескать, сам вылечусь. Но наша заведующая ему красочно обрисовала все последствия этого заболевания…
— И… когда это было, Валюта?
— Позавчера.
— А в гостиницу сообщили?
— Конечно. Он сам попросил сообщить горничной, что его положили в больницу, и чтобы его вещи убрали в камеру хранения. Он очень за них переживал.
— А какие вещи, не говорил?
— Говорил. Гитара и чемодан. Да, и просил, чтобы костюм не складывали в чемодан, а прямо на вешалке оставили.
— Почему?
— Как? Так ведь он надеется выступить в нем.
— Валечка, а ты сейчас далеко от его палаты? Кстати, в какой он палате?
— Недалеко. В седьмой. Это рядом с ординаторской. Там у нас не любят лежать — больным кажется, что они под усиленным надзором.
— Сходи-ка, посмотри, как он.
— Да я же была недавно.
— Еще раз сходи. Трубку не вешай, я подожду.
— Хорошо.
Мысленно Володя уже составил план действий — осмотр вещей в гостинице, более тщательная проверка коридора и чердака его дома, запрос в Москву, но, прежде всего, конечно, разговор с самим потерпевшим… Стоп! Почему с потерпевшим? Разве есть доказательства какого-то насилия над ним?