– Народ подходит? – Юра, прислонившись к дереву и слушая разговор, внимательно осматривал окрестности.
– Подходит. И наши подходят, и другие. Там сейчас митингуют. – Коля вернул Игорю трубку, разочарованно махнув рукой: – Фигня, сигарета лучше. Ладно, вы тут бдите, а я пошёл.
Бдеть было легко, но не интересно. Сквозь деревья и кусты было видно, что Куликово поле бурлит и гудит, как растревоженный улей, там решалось что-то важное. А тут, всего лишь в пятидесяти метрах, стояли тишь и благодать. Влюблённая парочка уже удалилась, зато им на смену пришла другая, возраста уже пенсионного, с белой болонкой на поводке. А ещё молодая и симпатичная мамочка с коляской. А ещё тоже парочка, но с мальчуганом лет пяти, увлечённо гоняющим по тропинкам на самокате. Видеть в них шпионов было бы верхом глупости. Да и чего правосековским шпионам сидеть тут, в сквере на скамейке, когда спокойно можно крутиться в толпе, в самом центре.
Часа в два, когда Игорь от долгого стояния и уже гудевших ног, уселся в траву под деревом, Коля пришёл их подменить, чтобы они по очереди могли пообедать. Да ещё принёс новость, что в Славянске второй вертолёт сбили. Эта новость как-то взбодрила, разогнала тревогу, накапливающуюся в груди от долгого ожидания. Игорь чуть ли не вприпрыжку побежал в лагерь. А тут произошли перемены. Из палаток вынесли поддоны и соорудили из них жиденькие подобия баррикад, поставив их вертикально. В нескольких местах складывались кучки булыжника, тут же выворачиваемого из тротуара. «Офицеры», в основной своей массе бывшие в гражданской одежде – формы всего-то было комплектов десять – в пластиковых строительных касках, все были с половинками лопаточных держаков, но многие держали в руках какие-то вовсе титанические дубинки. Сантиметров десять в диаметре и длиной больше двух метров, выкрашенные в зелёный цвет, они были словно из арсенала Шрека. Но это оказались всего лишь подпорки для армейских палаток, их запасли с избытком.
Все были возбуждены и все друг другу улыбались. Улыбались по поводу и без повода, просто встречаясь взглядом. Большей плотности улыбок можно было наблюдать разве что 1 апреля на Юморине. Ну или в «Доме клоунов» во время спектакля. Но тут улыбки были другого качества. Они шли довеском к георгиевским лентам, они шли как дополнительный знак идентификации. Они словно говорили: «Мы с тобой одной крови, ты и я!» Вот и Сашка Попандопуло выплыл из-за палатки навстречу Игорю, неся свою улыбку, как транспарант на митинге.
– Ты жрал шо-нибудь?
– Не-а. У самого уже живот к спине прилип.
– Пошли, купим чего-нибудь в магазине, да и отдерём твой живот.
«Что-нибудь» уместилось в пакете и состояло из шести пончиков, полбуханки хлеба и кольца краковской колбасы.
Со стороны лагерь на Куликовом поле напоминал наскоро сооружённый форт в ожидании нападения дикарей. А тут, чуть в стороне шла обычная жизнь. Семнадцатый трамвай, пробившись наконец сквозь пробки, перекрёстки, снизку станций Большого Фонтана, словно беременная горбуша сквозь тяжёлые речные пороги, вываливал из своего чрева толпу пассажиров, как будто метал икру. На скамейках сидели влюблённые, пенсионеры и мамаши с детьми, а в открытых забегаловках пиво превращалось в отходы жизнедеятельности. Но все эти люди, молодые и старые, спешащие и не очень, смотрели на двух куликовцев, одетых в форму, хотя из знаков отличия на них были только георгиевские ленточки, повязанные в петлицах, отнюдь не равнодушно. Кто с интересом, кто с благожеланием, а кто и отводя по-быстрому взор в сторону, но равнодушия не было. Это было заметно. Игорь шел, отмечая на себе эти взгляды, помахивая пакетом и вполуха слушая Сашку. И вдруг у него в один миг по телу пробежала волна огня и холода, а кожа покрылась мурашками.
Идущий им навстречу под ручку с женой старичок, в кремового цвета матерчатой кепочке, с орденскими планками на пиджачке, поравнявшись с ними, вдруг переложил палочку из правой руки в левую и отдал им честь. Они с Сашкой от неожиданности едва успели ответить ему, взметнув руки к вискам. Старички, не спеша и не оглядываясь, пошкандыбали дальше.
– Офигеть можно! – Игорь едва проглотил подступивший к горлу комок. – Скажи кому, не поверят. Вот если бы и были у меня сомнения, шо я тут делаю, то после такого – напрочь! Мы на правильной стороне!
– Эт точно! – только и смог ответить товарищ.
Выходили они с Сашкой из палатки сытые, довольные, разглаживая под ремнём гимнастёрки животы и орудуя в зубах языком, словно удостоверяясь, что все они на месте и ни один не проглочен вместе с краковской. И в это время по Куликову полю прошла незримая волна, что-то изменилось. Гул стал другой тональности.