— Ну, папаша, пошли хлопцы рыбку ловить! — сказал он на прощанье Прокошину, и все трое стали гуськом спускаться по склону.
Внизу они остановились, и Ковалев прислушался.
— Вот идиоты! Тут до утра тихо будет, — сказал он шепотом. — Мы на тот край зайдем, по-за сараями пройдем, до возов, а там коло красного дома — и назад, на горку.
Миша и Виктор пошли за Ковалевым через поле.
Хутор ничем не был огорожен; они подошли к сараю и постояли около него. Запахло сухим сеном.
Легким, осторожным шагом двинулся Ковалев. Миша пошел за ним и вышел из-за сарая. Потом Миша вспоминал все, что было дальше, как сон. В поле и ночью все было ясно, как днем; здесь, между постройками, Миша не мог узнать самых простых вещей. Непонятные, бесформенные предметы тянулись длинным рядом от сарая до большого дома, темневшего где-то впереди. Казалось, кто-то движется и шевелится в темноте; между тем людей не было видно. Когда Миша подошел ближе, он увидел телеги и двуколки с торчащими оглоблями. Распряженные лошади стояли рядом и ели овес из торб. Странная фигура с огромной шеей оказалась колодезным журавлем. Ковалев шел впереди, залезая рукой то в одну телегу, то в другую. Ковалев говорил, что их должно было быть с десяток. Между тем Мише казалось, что их бесконечное количество. Он шел рядом, и ноги у него сами собой подгибались. Наконец Ковалев остановился у одной из телег. Миша услышал где-то дыхание и подумал, что это дышит лошадь — она стояла рядом. Ковалев шарил по дерюге, которой была покрыта поклажа. Миша неверной рукой провел по какой-то неровной, кожаной на ощупь поверхности и, попав рукой в шерсть, вдруг понял, что шарит по человеку в тулупе; страшно испугался и отдернул руку. Это не лошадь дышала — это сопел человек, лежащий на возу. У Миши совсем подогнулись ноги и занялось дыхание, он чуть не сел на снег, потому что боялся ухватиться за край телеги. Ковалев схватил его руку, ткнул ее под край дерюги. Миша почувствовал под рукой шероховатую корку. Это был хлеб. Собравшись с духом, он, зажмурив глаза, потянул буханку и, вытащив ее, неловко и неудобно прижал к себе.
Ковалев махнул рукой, и они пошли дальше. У последней телеги к ним присоединился Виктор. Ковалев оглядел его. В руках у Виктора ничего не было.
— А хлеб? — тихо спросил Ковалев.
Виктор растерянно пожал плечами.
— На третьем возу отсюда, малахольная душа! — шепотом выругался Ковалев. — Иди, мы тут подождем. Чи постой... может, лучше я сам пойду.
Но Виктор уже отошел.
Мише страшно хотелось удрать. Вот так отсюда прямо наперерез по полю, пока еще ничего не случилось. Но он заставил себя стоять на месте и даже поправил буханку под мышкой. Ему казалось, что Виктор нескончаемо долго возится там у телеги.
— Положи, положи, тебе говорят! — раздался вдруг оттуда сонный и хриплый голос.
Ковалев и Миша подскочили к телеге, где Виктор молча вырывался из рук обхватившего его обозного. В темноте обозный навалился на Виктора сзади. В несколико секунд, во время которых началаси и кончиласи эта сцена, Миша только и успел разглядеть огромное темное туловище обозного на спине у Виктора и страшную косматую бороду над его головой. Миша бросил свою буханку, схватил обеими руками винтовку и ударил прикладом изо всей силы, метясь, как пришлось. Виктор вырвался
— Стой! — закричал обозный, как показалось Мише — оглушительно громко.
Тут Ковалев ударил его прикладом по голове, и все трое бросились бежать, не разбирая дороги, прямо в поле. Виктор бежал впереди всех, прижимая к себе отвоеванное добро, за ним — Миша и Ковалев. Не успели они пробежать и ста шагов, как раздался выстрел. Мише казалось, что выстрелили прямо по нем; он шарахнулся, споткнулся о какую-то кочку и упал, больно подвернув правую ногу. Он захотел встать, опять упал, и тут снова раздались выстрелы. Виктор остановился и оглянулся.
— Ложись, Виктор! — махнул ему рукой Ковалев, а сам, пригибаясь, подбежал к Мише и лег возле него. — Куда ранили? — спросил он, и Миша почувствовал его горячее, прерывистое дыхание.
— Да не ранили, — ответил Миша, — просто ногу подвернул.
С хутора раздавалась беспорядочная стрельба. Стреляли, видно, куда попало.
— Ты лежи, не беспокойся, — сказал Ковалев. — Те дураки и не знают, куда пуляют, — так, в белый свет.
Ковалев лежал рядом с Мишей и говорил совсем спокойным голосом. И Миша, стараясь быть похожим на него, ответил тоже, как ему казалось, совсем спокойно:
— А, плевал я на них! — Он помолчал немного, а потом прибавил: — Знаешь, Ковалев, я ведь хлеб-то выронил там, с Виктором...