— Сила, — сказал капитан, — сила! Таких двадцать семь — это двести двадцать семь. Попятно? Двести двадцать семь у нас бойцов, Кукубенко. И враг не знает, не понимает, что мы у него здесь, под носом. Он ведет бой на подступах к юго-восточной окраине, считая, что отход свободен. Значит, остается одно — полчаса отдохнуть, встать, пойти и разбить фашистов. Понятно?
— Есть разбить фашистов! — серьезно повторил Кукубенко.
— Мы работаем за батальон, товарищи командиры взвода, — объяснил потом капитан, разложив на колченогом столе карту, — и, пока у нас есть хоть один человек, мы выполняем задачу батальона. Понятно вам? Сколько бойцов из вашего взвода, Кукубенко?
— Сорок, — сказал серьезно Кукубенко и, секунду помедлив, добавил: — Со мной пятьдесят.
— Правильно, сержант! — засмеялся капитан. — Правильно. Вот тебе задача на взвод: оседлать эту дорогу, а мы будем выгонять фашистов на тебя. Это у них один путь — значит, положить надо всех и взять к утру эти вот дома.
При коптилке почти ничего не было видно. Капитан осветил на карте район предстоящей операции карманным фонариком. Маленький, уютный городок, всего в семьсот домов, аккуратно разграфленный, лежал меж двух голубых озер, окруженный зелеными лесами и перелесками.
На деле же городок лежал в сыпучих снегах. Он выходил на окраины безглазыми, полуразрушенными домами, одичавшими улицами, оцепленными колючей проволокой, перегороженными пулеметным огнем.
Кукубенко вышел первым со своим взводом. Это были: маленький, на воробья смахивающий, отчаянный Че-кунов, молчаливый Фахрутдинов и неразлучные, как близнецы, и даже друг на друга похожие Кошкин и Белкин, однодеревенцы из Рязанской области.
Кукубенко повел бойцов над озером. Городок стоял на другом берегу. Бесшумным желтым пламенем горело несколько домов в разных местах на окраине. Фашисты зажгли их для освещения местности.
- Пошли! — сказал Кукубенко. — Только, смотри, аккуратнее.
Вот он, домик у дороги. Здесь ее нужно оседлать. Разведали домик. Он пуст, стекла выбиты, и мертвый хозяин его с окровавленной головой лежит на полу у кровати.
Взвод занял свои позиции: близнецы — у домика, Фахрутдинов с Чекуновым — у кустов по ту сторону большака, Кукубенко один с пулеметом — в сугробе у самой дороги. Стояло безмолвие. Капитан Пучков еще не начал атаки.
Близнецы устроились рядом у бревенчатой стенки, рукав к рукаву. От этого казалось теплее. Чекунов, лежа у кустов, ругался шепотом от усталости, от холода, от нетерпения. Фахрутдинов молчал. Тишина казалась настолько долгой, что Кукубенко даже подумал, не зашел ли он куда-нибудь в другую сторону. Приподнявши ь на локте, он взглянул в небо, нашел среди звезд еще пи сельской жизни своей знакомый Воз, а по нему за собой и чуть левее — холодную Полярную звезду. Все был I правильно.
Наконец в тишине послышалась первая короткая ое редь, потом вторая, потом с перерывом третья и дальш. уже без счета. И хотя стояла та же морозная тишина, Кукубенко по своему опыту знал, что бой идет настоящий, как нужно.
Первые немцы показались на санках. «Ля-ля-ля-ля-ля!» — по-своему кричали они и погоняли коней. Фашистов подпустили близко и расстреляли всех. Один отстреливался из-за убитой лошади. Чекунов подполз к нему сбоку и убил одиночным выстрелом из автомата. Фашистов было пять пли семь.
Потом пошло их много. Они уже знали, что путь закрыт, п обстреливали темноту красными трассирующими пулями. Не получая ответа, враги подходили ближе, и тогда илп близнецы, или Чекунов с Фахрутдиновым давали очередь с фланга, и фашисты поворачивали назад.
Взвод закрыл дорогу. Одна вражеская колонна решила прорваться. Пошла в рост прямо на Кукубенко и чуть было не прошла, потому что Кукубенко сгоряча сбросил варежку, и пальцы его прилипли к диску так, что пришлось отрывать их с силой. Он оставил кусок кожи на металле, но пулемет заработал, и фашисты откатились назад.
Сколько их было, Кукубенко нс мог бы сказать, но, должно быть, немало. Он крепко надеялся на близнецов и боялся только одного: как бы отчаянный Чекунов не зарвался слишком далеко вперед.
Почему-то вдруг загорелся еще один дом, совсем недалеко впереди. Вспыхнула соломенная крыша, высокое вертикальное пламя поднялось прямо в небо. И при свете этого пламени Кукубенко увидел, как гитлеровцы возились около пушки.
«Хотите открыть дорогу? — подумал Кукубенко.— Брешешь!»
И тут ударила пушка. Снаряд разорвался недалеко. Потом то впереди, то сзади стали рваться мины. Потом около Кукубенко очутился один из близнецов. В темноте он не мог разобрать кто.
— Ты Кошкин чи Белкин? — спросил он сердито.