Помимо многословных описаний, статьи изобиловали фотографиями, запечатлевшими Франку на разнообразных светских мероприятиях последних лет. Журналисты выдвигали уйму гипотез, тщившихся объяснить, зачем симпатичная молодая девушка сотворила над собой подобное безобразие. Хорошо хоть, они не использовали выражений вроде «внешность, дарованная Богом», предпочитая скорбеть о ее утраченной «природной красоте». В связи с этим опросили нескольких психологов: один объявил Франку символом общества потребления, заявив, что такие, как она, не способны довольствоваться тем, что имеют; вторая, женщина, публиковавшаяся в журнале «L’Osservatore Romano», назвала ее печальным примером того, через какие страдания женщины, сражаясь за мужское внимание, проходят в попытках вернуть утраченные молодость и красоту. Иногда, с плохо скрываемым ликованием писала психолог, эти попытки оборачиваются провалом. Впрочем, эти несчастные играют свою важную роль, служа живым предостережением против того, к чему может привести погоня за мимолетной физической привлекательностью.
Еще один журналист распинался по поводу отношений Франки и Террасини, подробному описанию криминального прошлого которого газета посвятила несколько страниц. Многочисленные свидетели, пожелавшие остаться неизвестными, утверждали, что часто видели эту пару в лучших ресторанах города и даже в казино.
Катальдо стараниями журналистов досталась роль обманутого рогоносца-мужа. Этот известный бизнесмен и бывший городской советник был хорошо знаком многим предпринимателям Венеции. Он бросил первую жену, в браке с которой прожил тридцать пять лет, ради смазливой Франки Маринелло — девицы на тридцать с лишним лет моложе себя. Ни он, ни Маринелло никаких интервью журналистам не давали. Ордер на арест синьоры Маринелло так и не был выписан. Полиция до сих пор опрашивает свидетелей, писали газеты, и ждет результатов вскрытия.
Брунетти, без сомнения, был свидетелем убийства, однако его почему-то никто не допрашивал. Как, впрочем, и Васко с Гриффони — он выяснил это сразу, позвонив обоим.
— Да и кто, черт побери, будет допрашивать нас? — вслух возмущался Брунетти.
Он раздраженно скомкал газету и с наслаждением зашвырнул ком в корзину для бумажного мусора. Ему сразу полегчало. Патта появился на работе только после обеда, и в кабинете у Брунетти тут же раздался телефонный звонок. Синьорина Элеттра пригласила комиссара к начальству. Брунетти послушно поплелся вниз.
Синьорина Элеттра, как всегда, восседала у себя за столом:
— Выходит дело, не так уж много я про нее и выяснила, — посетовала она, едва комиссар вошел в приемную. — И насчет Террасини тоже упустила массу деталей. Вернее, не успела собрать информацию достаточно быстро, — поправилась она.
— Значит, вы уже читали газеты?
— Так, глянула одним глазом. Но главное поняла: сегодня они еще гаже, чем обычно, — ответила синьорина.
— Как он? — Брунетти кивнул в сторону двери в кабинет Патты.
— Только что закончил беседовать с квестором, так что наверняка жаждет вас видеть.
Брунетти постучал в дверь и вошел, зная, что увертюра к настроению Патты, как правило, состоит всего из одной ноты.
— А, Брунетти, — сказал вице-квесторе. — Заходите.
Определенно не одна нота, а целая гамма, но зато все — в миноре. Значит, Патта в тоске и печали и рассчитывает провернуть какую-то комбинацию, но не уверен в успехе и еще меньше — в том, что может положиться на Брунетти и его помощь.
— Я подумал, вы захотите со мной поговорить, синьор, — как можно почтительнее произнес Брунетти.
— Да-да, захочу, — не стал отрицать Патта и махнул, указывая Брунетти на стул. Он подождал, пока комиссар усядется, и продолжил: — Я бы хотел, чтобы вы рассказали мне, что произошло там, в казино.
Неясная тревога, охватившая Брунетти, с каждой секундой приобретала все более четкие очертания: вежливость Патты неизменно действовала на него угнетающе.