– Груз? Скажи, тогда что будем делать дальше? Они явно наведут на нас свои части.
– Пока не знаю, нужно подумать.
– А если попытаться переправиться через речку не в этом месте, а ниже по течению, – предложил Маркелов. – Наверняка, они рассчитывают прижать нас к реке.
Никитин достал карту и разложил ее на подножке полуторки.
– Так там, по всей вероятности, тоже немцы, – возразил ему Никитин. – Впрочем, о чем я. Сейчас везде немцы.
– Но впереди гитлеровцы, которые нас ждут, – пытаясь возразить лейтенанту, ответил Маркелов. – Что же сделаешь – мы в окружении. Предлагаю, закопать прямо здесь эти долбанные ящики и двигаться налегке. Пусть немцы считают, что мы по-прежнему возим их с собой.
Маркелов замолчал и посмотрел на Никитина, ожидая от него окончательного решения.
– Хорошо, я согласен с тобой. Давай вон в тот лесок, там и зароем.
Машины направились к лесочку.
– Разгружаем все, кроме канистр с бензином! – приказал лейтенант. – Всем взять лопаты и рыть ямы.
Красноармейцы приступили к работе. Вскоре ямы были выкопаны и бойцы стали таскать ящики. Засыпав их землей и, замаскировав их дерном, они погрузились в машины.
***
Гауптштурмфюрер Вагнер сидел за столом и тупо смотрел на документ, который он получил сегодня утром. Это была директива Кальтенбрунера, в которой тот приказывал ему доложить о результатах операции по захвату русского «золотого конвоя». Рядом с этим документом лежал еще один документ из канцелярии министерства Розенберга, в котором тот упрекал Вагнера в нерешительности и высказывал сомнения в его компетенции.
Гауптштурмфюрер поднялся из-за стола и подошел к окну.
«Им легко сидеть в Берлине и рассуждать о компетенции, – с обидой рассуждал он. – Неужели они там не понимают, что русские просто так ценности не отдадут. Похоже, что не понимают. Неужели эта Милита Видельман не доложила Кальтенбрунеру обо всей сложности этой операции. Похоже, что не доложила, а иначе бы, не было этой директивы».
Вагнер прикрыл открытую створку окна и присел за стол.
«Что отвечать? Написать о том…. Впрочем, чтобы я не написал сейчас, все это – как мертвому припарки. Нужны результаты…».
Гауптштурмфюрер закурил. Никотин и алкоголь уже не снимали возникшего дискомфорта. Он положил сигарету в пепельницу и склонился над картой.
«Почему русские все время кружат в этом районе? – подумал он. – Почему не рвутся в Смоленск? Почему?»
Неожиданная мысль словно прострелила голову капитана. Он вскочил с места и стал шагать по кабинету.
«Почему я раньше не подумал об этом? Русским, Смоленск не нужен! У них совершенно другая задача – схоронить ценности где-то в этом районе! А иначе, они давно бы добрались до Смоленска. Вот и мешки с деньгами они сожгли, почему? Бумага может истлеть от сырости, а металл нет! А может, они и не сожгли их? Они просто имитировали их уничтожение. Они просто укрыли их где-то в тайнике. Как я раньше об этом не додумался, ведь пепла было очень мало. Они просто разбросали часть купюр, имитируя уничтожение. Я ведь раньше уже догадывался об этом, но желание захватить весь конвой заставляло меня отбросить подобную версию – вот она моя ошибка, за которую я по всей вероятности и отвечу».
От этой мысли ему стало жарко. Он расстегнул ворот кителя и с размаха плюхнулся в кресло, которое под тяжестью его тела заскрипело, словно жалуясь на свою незавидную долю. Он снова посмотрел на документы, которые лежали на его столе.
«Что же им ответить? – подумал Вагнер. – Написать в Берлин, что русские переиграли его? Нет, ни ведомство Кальтенбрунера, ни Розенберга его не только не поймут, но и осудят. Нужно предпринять все, чтобы доказать свою правоту, то есть то, что русские оставили свои драгоценности где-то здесь. Но для того, чтобы это доказать, он должен их найти, а иначе….».
Ему не хотелось думать о последствиях. Перед глазами поплыли ряды колючей проволоки, оскаленные пасти овчарок. Он передернул плечами, стараясь отогнать от себя подобные мысли. Он достал бутылку с коньяком и попытался налить жидкость в хрустальную рюмку. Рука предательски дрожала, выдавая его сильное расстройство.
«Раскис, словно баба! Видит Бог, я все делаю ради господства рейха, – подумал он, решив сохранить втайне от начальника Главного управления имперской безопасности Кальтенбрунера и Розенберга свои размышления. – Если я сейчас доложу о своих соображениях, то невольно стану их заложником. Удастся ли найти это золото или нет, знает лишь один Бог».
Выпив коньяк, он пододвинул к себе лист чистой бумаги и стал быстро писать на нем своим мелким каллиграфическим подчерком. Прочитав письмо, он немного задумался. Поймет ли его Кальтенбрунер, он не знал. Закончив писать, он принялся писать письмо Розенбергу. Положив ручку на стол, он ощутил внутри себя полную пустоту. Его рука непроизвольно потянулась за бутылкой, но внезапная сильная боль прострелила его тело.