– Зикс! Я внимательно выслушал ваш доклад. Я не доволен вашей работой. Сколько вам еще нужно времени и людей, чтобы вы прочесали весь этот район. Неужели это так сложно сделать?
Бах-Залевски посмотрел на лицо Зикса, на котором читалась растерянность.
– Экселенц! Территория по размерам довольно большая, слишком много болот, лесов, – словно оправдываясь, произнес штурмбанфюрер. – Да и время….
– Что? – неожиданно для него группенфюрер повысил голос. – Франц! Если было бы так легко, я бы поручил это дело гауптштурмфюреру Вагнеру, а не вам. Из его служебной записки, русские машины крутились вот в этом районе, – произнес группенфюрер и ткнул пальцем в карту, лежавшую на столе. – Может, мне самому взять солдат и прочесать весь район, раз у вас это не получается?
Лицо Бах-Зелевски покраснело. Это говорило о том, что он крайне раздражен. Зикс втянул голову в плечи, ожидая разноса.
– Я вам даю еще две недели, штурмбанфюрер. Можете привлечь к операции батальон СС «Белорусь» и все полицейские части, которые дислоцируются в этом районе. Мне нужен результат! Вы меня поняли, Зикс!
– Спасибо за доверие, экселенц!
– Кстати, как ваш агент в НКВД? Он получил ваше указание?
– Так точно, экселенц! Он уже приступил к выполнению задания.
– Хорошо, штурмбанфюрер. Держите меня в курсе всех этих событий. Я не хочу испытать на себе гнев Кальтенбрунера.
– Я не подведу, экселенц!
Зикс выкинул руку в нацистском приветствии и, щелкнув каблуками, вышел из кабинета. Взглянув на двух рослых эсесовцев, стоявших на посту около дверей кабинета группенфюрера, он направился по коридору. Какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что ему удастся разыскать схроны русских, в которых они укрыли ценности.
При выходе из здания Зикс столкнулся с гауптштурмфюрером Вагнером. Тот привычно выкинул руку в приветствии и внимательно посмотрел на своего начальника, ожидая распоряжения.
– Вагнер! Мне снова пришлось выслушивать нелестные высказывания группенфюрера в наш адрес. Срочно нужен результат, а иначе – восточный фронт, это в лучшем случае, а в худшем…
Он не договорил, да и без слов было ясно, что ожидает гауптштурмфюрера в будущем. Зикс посмотрел на Вагнера и направился к ожидавшему его автомобилю.
***
Георгий Званцев всегда мечтал о погонах. В смутное время между февралем и октябрем семнадцатого года он вступил в ударный отряд, который ловил и пускал в расход дезертиров, мародеров. В те суровые дни безвластия Георгий носил на рукаве кителя белый череп и трехцветную нашивку. Знакомые ему женщины и друзья говорили, что офицерская форма очень шла ему, делала его солидным и значимым человеком в окружении знакомых и сослуживцев. Темные волосы, зачесанные назад, тонкие усики, изысканность манер лишний раз подчеркивали его дворянское происхождение.
После Отябрьской революции Званцев собрал личные вещи, которые уместились в вещевом мешке, и перебрался на Дон, к генералу Краснову. Вот там и состоялась та памятная встреча Георгия Званцева с бароном фон Мантейфилем, который руководил разведкой немецкого экспедиционного корпуса. Барон был худым, седым и совсем не привлекательным человеком, мимо которого можно было пройти, не обратив на него, никакого внимания. Он часто меня свой облик, то становился крестьянином, который прибыл в город для реализации продуктов со своего небольшого участка. Иногда он появлялся в ресторане в черном фраке и с бабочкой на шее. Что было неизменно для него – это великолепное знание русского языка и литературы, а также большие актерские таланты.
Барон не давал ему сложных или трудновыполнимых поручений, однако, платил исправно царскими золотыми червонцами. Вскоре Званцев получил внеочередное звание штабс-капитана, наградную шашку с георгиевским бантом на ножнах. Тогда Георгий не догадывался, что к этим наградам причастна немецкая разведка. Он был молод и не задумывался над этим. Никто, пожалуй, в контрразведке не догадывался о его второй жизни. Начальник контрразведки неоднократно отмечал его способность вести допросы, Званцев умело делал «маникюр», то есть загонял под ногти иголки и добивал уже не нужных ему пленных.
Особо Георгий любил принимать участие в массовых казнях, расстреливать красноармейцев и мужиков из пулемета. Разумеется, не у всех сослуживцев его рвение к расстрелам и массовым казням вызывало одобрение. Находились офицеры, что и здоровались с ним с брезгливым равнодушием, называя его за спиной «мясником», но ему было все равно. Своим трезвым, аналитическим и практическим умом Званцев не одобрял подобных интеллигентов и внутренне презирал их за слабость. Крушение Деникина он воспринял спокойно, без трагедии, не впустил в себя отчаяние, не пустил пулю в лоб, а вместе с напарником – вахмистром из юнкеров, тоже основательно «запачканного» пролетарской кровью, подался в среднюю Россию. Еще в прежние времена Званцев подготовил себе новые надежные документы, по которым он стал красноармейцем, раненным в боях за Крым.