Андрей с волнением открыл ее, достал документы, бумаги, посмотрел внимательно. Бугров за его лицом вопросительно следил.
- Ученый, - сказал Андрей. - Орнитолог.
- Это по птицам, что ли?
- Ну да... Командировочное удостоверение и письмо из института.
Андрей снял с дерева рюкзак - внутри продукты были: сахар и соль отсыревшие, чай, консервы, в отдельном пакете проросшая картошка.
- Точно, - сказал Бугров. - Недельный срок, по всему видать: и топор говорит, и кострище, и все другое.
- Слушай, Федор Михалыч, - вдруг сказал Андрей, - надо шире искать. Он приехал птиц записывать на магнитофон, соловьев. Понимаешь? Если мы этот магнитофон найдем, он многое сказать может.
- Это верно. - Бугров поскреб бороду.
Первое напряжение немного улеглось, привыкать стали и теперь больше по-деловому настроены были. Правда, когда ветер налетел и деревья зашумели, опять тревожно стало, неуютно. Будто хотят они рассказать, что видели, да не могут, потому и стонут.
Андрей встряхнулся.
- Где здесь соловьи поголосистее? Пошли. Сейчас на куски разобьем и все обыщем.
- Дело. К оврагу надо идти, к дороге ближе. Сдается мне, покойник от своего магнитофона недалеко ушел.
Андрей объяснил дружинникам задачу и, когда на дороге машина милицейская зашумела (Андрей там Кочкина оставил, чтобы перехватил и к месту проводил), Богатырев закричал, чтобы к нему шли. Нашелся магнитофон. На пеньке лежал, рядом провода были и микрофоны, и телогрейка лежала разостланная.
А метрах в сорока Андрею еще удача сверкнула - след сапога на мягкой черной земле, а в нем - раздавленный окурок, самокруточный.
Вскоре Кочкин группу привел. Андрей поздоровался, доложил как положено, и уже вместе продолжили работу.
Судмедэксперт осмотрел убитого - сомнений в том уже не осталось. Человек был немолодой, с бородкой, за ухо очки зацепились - и что удивительно и страшно: стекла в них целы были, только позеленели. Убит был в спину, двумя выстрелами. Предварительное мнение эксперта - пуля тупая, пистолетного типа, миллиметров девять-одиннадцать.
Осмотрели место (предположительно), откуда стреляли. Но гильз, как ни искали (и приборы не помогли), не нашли - вернее всего, подобраны гильзы предусмотрительной рукой.
Следователя особенно магнитофон заинтересовал. Конечно, болото, сырость, какая тут пленка выдержит, но он на нее надеялся - может, что и скажет, да не простое, а главное. Но больше всего он на участкового надеялся, особенно когда про дерево на дороге услыхал. "Ратников, назидательно сказал он, - любое слово сейчас лови и к этому делу примеряй. Глядишь, что и к месту точь-в-точь придется".
Дружинников особо предупредили, чтобы ни слова в село не принесли. Чем дольше знать не будут, тем вернее и скорее след отыщется.
Вечером Андрей в клуб пошел, на товарищеский суд. Хоть и мрачно на сердце было, а надо - остальные дела бросать тоже нельзя. Все они главные.
Судили нерадивого механизатора Василия Блинкова. Суть дела была такова: Василий с детства мечтал о мотоцикле, можно сказать, бредил им и во сне каждую ночь видел, а возможности приобрести машину все не появлялось. Причин тому было достаточно, а главная, первая, - Клавдия, жена его, женщина со злым и скандальным характером, которая взяла манеру сама получать Васькину зарплату, мол, иначе пропьет. Васька жены боялся и активно, открыто не протестовал. Но уж в пику ей, если сваливался левый или сверхурочный заработок, не откладывал его, а действительно назло Клавдии пропивал с друзьями. Выпив же, начинал мечтать вслух о том, какой мотоцикл он купит и как и куда на нем станет ездить. Все это было довольно безобидно, но с горчинкой. Терпел, терпел Васька злобу и тиранию супруги, насмешки приятелей - и пошел на крайность: втихую, втайне от Клавдии, продал собственного кабанчика и инсценировал кражу.
Все было сделано по-детски, наивно. Андрей сразу же понял, что замок на сарае был распилен до того, как его навесили, что Васька лжет, уверяя, что два дня не был в сарае - остались на влажной земле следы его резиновых сапог поверх Клавдиных бот и кое-что другое.
Разгадав его нехитрую хитрость, получив Васькино покаянное признание и съездив с ним за кабанчиком в Оглядкино - благо его еще не успели заколоть, - Андрей и сам растерялся: как дальше быть? Какие меры принять? Кража ведь была, преступление совершено... Но кража-то у самого себя! Подумал - и решил передать дело товарищескому суду. В суде, правда, обернулось все иной стороной. Поначалу, однако, все шло как надо: осуждали и стыдили Василия за нерадивость и лень, за пьянство без размера, но когда вылезла на сцену Клавдия и стала чернить при народе своего мужика, настроение в зале изменилось.
Клавдия ради такого события, где она главной была, принарядилась покрылась алым платком, надела желтую кофту и зеленую юбку - издалека, из зала, была она похожа на испорченный светофор, у которого все огни горят разом. А Васька пришел с работы в затрапезе, сидел, неловко повернувшись боком, чтобы односельчане не видели под глазом синяка, навешенного Василию запальчивой Клавдией.
Общее мнение выразил бригадир полеводов по фамилии Кружок, испортив всю назидательность важного мероприятия:
- Это же надо, граждане, довести собственного мужика, опору и надежду семьи, до такой позорной крайности. Васька тоже хорош, не спорю. Гордости в нем мужской ни на чих не осталось. Обидно для всей нашей половины человечества, что он такую мужскую несостоятельность проявляет...
В зале засмеялись.
- ...Я не об этом говорю, этого я не касаюсь. Я говорю об том, что на месте Василия за такое повседневное издевательство всю бы скотину со двора свел и пропил. Не Ваську надо судить, а главного в этом деле подстрекателя. Ты, Клавдия, самый близкий ему человек после отца и матери. Что же ты мужика родного понять не можешь? Ведь живете вы на одну твою зарплату, а Васькину ты на книжку ложишь, и он даже не знает, где ты ее держишь и сколько на ей денег. Унижаешь мужика. Ты сколько ему на обед даешь? То-то. А ведь он курить бросил через то, что ему стыдно стрелять папироски у товарищей.
Вот что, Васька, у меня в сарае старая "Ява" есть, испорченная, но хорошая еще, если руки приложить. Забирай ее себе, ремонтировай и уезжай на ней от своей змеи Клавдии на край света!
В зале опять засмеялись и захлопали, Клавдия заголосила, Васька встал и выпрямился, развернув плечи и задрав голову.
Суд с улыбками и шутками вынес частное определение в Клавдиин адрес и кассиру, Ваське порицание и, в общем, сработал как надо. Разобрался в причинах, постарался их устранить, выразил общее мнение коллектива.
Андрей видел, что Клавдия и Василий вышли с суда вместе. Клавдия цепко держала мужа под руку, семенила рядом, даже немножко опережала его и заглядывала ему в лицо. Василий шагал торжественно и величаво, на жену поглядывал снисходительно.
В другое время улыбнулся бы участковый, порадовался, а тут на душе сплошная чернота. Сидел он сейчас в зале, смотрел на своих односельчан, слушал, что они говорят, а мысль одна его мучила: неужели из них кто-нибудь к этому делу причастен? И ведь скорее всего это так, в той или иной мере.
- ...Имеется одна или две
незначительные детали, которые стали
известны во время допроса. Они
заслуживают внимания.
А. К о н а н Д о й л. Записки
о Шерлоке Холмсе
26 м а я, в т о р н и к
Прошло несколько дней. Нехороших. Ничего за эти дни не произошло, но и ничего не прояснилось. В Синеречье и во всех других близлежащих местах давно уже знали, что случилось на болотах, все обсудили, все предположения высказали, нагородили такого, что сами по вечерам с опаской из дома выглядывали, за каждым кустом им злодеи мерещились.
Андрей с Бугровым уже несколько раз и в район, и в область ездили, соображения высказывали. Следствие шло, время - тоже; силы подключились к расследованию немалые, но результатов пока особых в деле не значилось. Как выразился следователь Платонов, здесь было еще много темных мест и "белых пятен". А точнее, все сплошь оставалось темным, и хотя некоторые детали все-таки кое-что прояснили, но даже для начала зацепиться было не за что.