Вот теперь Сердар испугался по-настоящему, так испугался, что чуть не потерял сознания. Еще чуть — и у него не хватило бы силы удержаться на дереве. Весь в поту, изнемогая от ужаса, Сердар твердил заплетающимся языком: «Я не боюсь… Я не боюсь… Волоски погасли, но ничего… Я сейчас… Сейчас я перестану дрожать, и они опять загорятся…»
Пара светящихся огоньков отделилась от кустарника и стала медленно приближаться. Замерла на мгновенье и снова двинулась к нему… Сердар, как зачарованный, следил за приближающимися огоньками. И вдруг огоньки мет-нулись к нему и вспыхнули совсем рядом, под деревом. Ох! Да это же волк! Это волчьи глаза сверкают в свете луны. Ну вот, никогда не надо терять рассудок. Учитель же говорил: никаких духов не бывает, все это суеверие…
Или Сердару удалось уговорить себя, или он просто устал бояться, но страха он больше не испытывал. С таинственными мерцающими огоньками все было ясно — волчьи глаза. Но вдали, совсем-совсем далеко, появились какие-то другие огни, эти огни не двигались, и было их несколько на равном расстоянии друг от друга. Сердару не доводилось видеть такие огни, но, подумав немного, он решил, что к духам они тоже не имеют никакого отношения, это костры и разложил их человек, чтоб помочь кому-то заблудившемуся в песках.
Если бы волки хоть на время сняли осаду, Сердар пошел бы прямо на эти огни. Да разве они выпустят его, эти кровожадные дьяволы! Никак не успокоятся: злятся, повизгивают, достать пытаются. Потом опять укладываются на песок и ждут…
Иногда до слуха Сердара доносился далекий собачий лай, но волки не обращали на него внимания. Только когда среди хриплых голосов старых собак прорезывался вдруг сильный звонкий лай молодого пса, гораздо реже других подававшего голос, волки начинали повизгивать, беспокойно крутиться и даже огрызаться друг на друга. Но стоило молодому псу умолкнуть, и звери снова спокойно укладывались на место.
Значит, в лае этого пса есть что-то такое, чего не слышат волки в голосах других собак. Какая-то особая сила и молодая отвага, заставляющая всю стаю тревожно прислушиваться к его лаю. Был бы с ним сейчас этот пес!.. Позвать его? Нет, против ветра кричать без толку. И все-таки стоило порывам ветра стать чуть потише, Сердар закричал во весь голос: «Ко мне! Ко мне!!!» Ни одна из старых собак не ответила, но молодой… Молодой пес услышал Сердара. Услышал и приветствовал его звонким, заливистым лаем! А что, если вместе с его голосом пес учуял и запах волка?
Да, настоящая чабанская овчарка всегда останется овчаркой. Не только тончайшим обонянием и острым слухом наделила природа этих благородных животных, она научила их чуять беду человеческую. Пес понял, что там, за барханами, человек, что он окружен волками и что он зовет его на помощь. Учуяв все это, молодой пес уже не мог спокойно побрехивать. Взбежав на самый высокий бархан, обернувшись мордой в ту сторону, откуда шли к нему сигналы тревоги, он лаял зло, громко и беспрерывно. «Ты в беде, — слышал Сердар в его лае. — Я готов помочь тебе. Готов схватиться с волками! Но я не могу бросить овец. Держись! Подай голос — я должен знать, что ты жив!»
Все другие собаки молчали, лаял только молодой пес. Он умолкал ненадолго, и снова его злой, отрывистый лай тревожил волков, не давая им спокойно увлечься. Всю ночь мальчик бодрствовал, прислушиваясь к далекому лаю, и лишь под утро, измученный страхом, продрогший от ночной росы, он наконец заснул, навалившись на ветку.
К рассвету ветер усилился. Шелестели под его порывами кусты черкеза, шуршал песок, ветер выл — все сильнее, все яростнее, и вскоре ничего уже нельзя было разобрать в сплошном вое и гудении. Не выдержав мощного напора ветра, ломаются кривые стволы саксаулов. Дерево, на котором нашел спасение Сердар, держится из последних сил, кажется, еще чуть, еще немножко — и все будет кончено. Волки уже стоят внизу, жадно ощерившись, и подпрыгивают, пытаясь достать Сердара. Когда, не в силах противиться урагану, дерево клонится к земле, волчьи зубы лязгают у самых его ног. Сердар пытается карабкаться выше, еще выше, но там уже нет надежных ветвей. А дерево все раскачивается, гнется все ниже, ниже… Треск, скрежет, и вывернутое с корнями дерево тяжело валится на землю. Испуганные его падением, волки на мгновение отпрыгивают и сразу все вместе бросаются на Сердара. Он хватает тяжелый сырой сук, прислонясь спиной к опрокинутому дереву… пускает в ход свое оружие. Он лупит волков по мордам, они воют, они лязгают зубами, пытаются схватить Сердара… «Ко мне! — кричит мальчик. — Ко мне!» И просыпается.
Уже рассвело, скоро из-за барханов поднимется солнце. А волки все еще здесь. Они и не собираются уходить. Они дремлют, положив головы на песок, и лишь, разбуженные движениями Сердара, начинают недовольно повизгивать…
«Ко мне! — кричит Сердар, теперь уже наяву. — Ко мне!» И пес, молодой, смелый пес, сразу отвечает ему громко и весело: «Иду! Светло, овцы проснулись, теперь я могу уйти. Я иду! Держись! Я иду!»
Лай приближался. Заливистый, громкий, торжествующий лай. Волки, по-хозяйски расположившиеся вокруг, словно прибывшие со своим угощением гости, забеспокоились, поднялись и, тревожно повизгивая, то отбегали от дерева, то снова возвращались к нему. Очень уж им не хотелось уходить не солоно хлебавши. Но лай приближался. И напрасно звери в остервенении рыли лапами землю, во все стороны разбрасывая песок, — едва пес показался на ближнем холме, волки, решив, видно, что не тот трус, кто бежит, а тот, кто бежит не быстро, бросились наутек.
Коричневый с подпалинами кобель наметом подлетел к саксаулу, быстро обежал вокруг и бросился по волчьему следу. Взбежал на бархан, потом на другой, на третий, сделал огромный круг, в центре которого был Сердар с его саксаулом, и, только убедившись, что волков нет, что они далеко, вернулся к Сердару.
— Дружище! — дрожащим голосом сказал Сердар. — Ты спас меня! Понимаешь — спас? — он хотел было обнять пса, но тот зарычал, и шерсть у него на холке стала дыбом: «Не подходи! Я друг человека, но это не значит, что любой из вас может ласкать меня!»
Глава двадцать девятая
Идя по следу четвероногого спасителя, Сердар попал на незнакомый ему стан. В котле у старого чабана уже упрела похлебка, и рассказ о своих приключениях Сердар начал за обедом.
— Если б не твой кобель, пропал бы я, дедушка… Не уйти бы мне от зверей, — Сердар ласково взглянул на пса, который дремал, положив голову меж передними лапами, и не обращал на него ни малейшего внимания. — Лает он меньше других собак, а волки почему-то только его лая боятся.
— Алабаш умный очень, зря лаять не станет. Лает, — значит, учуял… А волки, они все понимают.
— А ведь другие-то собаки лаяли. Весь вечер брехали.
— А пользы что? Это как с болтливым человеком. Больше слов, меньше дела. Такого и дома-то никогда не застанешь, вечно по соседям околачивается, как собака дурная.
— А если собака и соседа защищать будет, разве плохо? Выручил же меня вчера ваш пес, а я ему чужой.
— Не об том речь, сынок. Умная смелая собака и чужой дом защитит. Только мало таких. Вон погляди, кобель лежит черноухий: силач, красавец, а знал бы ты, до чего ж он труслив! Чуть стемнело, ему уже и покоя нет — лечь боится. Сны страшные мучают. Другой раз вскочит, будто ему кто на лапу наступил, и давай брехать! Брешет, брешет, пока не охрипнет. Спит только возле самого шалаша.
— Может, охраняет?
— Ну да? Этот только о собственной своей шкуре печется! Другие собаки уйдут, бродят вокруг стана, а этот на два шага отошел, сейчас поворачивается и лает.
— Может, он тебя с собой приглашает? За компанию?
— А зачем мне его компания? Если мне отойти понадобится, я и без провожатого обойдусь. Да ты ешь, сынок, ешь. Проголодался ведь…