- Но впечатление такое, что многие религиозные люди, занятые в творческой сфере, так не считают...
- Поэтому я и не принадлежу к ним.
Даже находясь внутри мира йешив, следует остерегаться подражания. Одно из самых отрицательных явлений в мире искусства - подражательность. Есть учащиеся, у которых порыв к творчеству идет изнутри, и ты это чувствуешь. Другие же пишут, и это ты чувствуешь тоже, потому лишь, что это дань моде. Сочиняют стихотворение, чтобы повысить свой статус в глазах товарищей. Я всегда говорю им: ты должен быть собой, и только собой.
- С вашего позволения, я хочу перейти к самой книге. В интервью с вами, которые я читал до сих пор, не уделяется достаточного внимания внутреннему напряжению, которое в ней есть. Ваш рассказ начинается с благословения луны на исходе Судного Дня в начале войны, затем вы описываете благословение месяц спустя, по прибытии героя домой в первый отпуск, и заканчиваете тем же благословением еще через два месяца.
- Ключом является обещание Бога Яакову, что не будет ему ущерба ни в чем, не будет причинено никакого вреда. Что значит "обещано ему"? В чем глубинный смысл благословения амшиновского ребе на исходе Судного Дня? Соотношение между обетованиями и действительностью есть, в сущности, один из центральных мотивов книги. Второй мотив, понятно, выражен в словах "Мир вам!", словах особо значимых, которые произносятся в благословении луны трижды. Это и жажда мира, и желание оградить вас от всякого зла. Третья линия - суть этого благословения. Наши отцы считали, что умаление, сокрытие луны и последующее ее возрождение символизируют судьбу народа Израиля: из глубочайшего падения он возрождается снова. И Война Судного Дня осмысляется в книге в этом аспекте.
- О вашей встрече с амшиновским ребе и о его не осуществившемся благословении. Вопрос: как вы относитесь к молитве, которая остается без ответа?
- Да, это центральный вопрос книги. Я хочу отметить одну важную вещь: я пишу роман, а не теологический трактат или труд по философии. В нем я описываю жизнь человека. А жизнь человека сложна. Есть в ней то, чему ты можешь дать объяснение, и то, чему объяснения нет. Я не ухожу от ответа, но и не говорю, что он у меня есть. Все это переплетено, как и все события человеческой жизни. Книга пишется не для того, чтобы давать ответы. В ней описаны движения души и мыслей. Я помню, что в юности прочел очень интересную статью об "Отелло". Одна из загадок в творчестве Шекспира - это внутренняя противоречивость образа Отелло. Кто он - жестокий насильник или мягкий человек? Тот критик написал поразившую меня вещь - что Шекспир вовсе не строил образы своих героев, он их отображал. Если ты создаешь какой-то образ, то возражение по поводу его противоречивости уместно. Но если ты лишь отражаешь существующее в жизни, то ведь жизнь сама полна противоречий.
В своей книге я старался по возможности точно передать свои переживания. Я чувствовал, что мне было дано благословение, и отнесся к этому серьезно, стараясь постичь его смысл. Так же серьезно, как я отношусь к высказываниям наших учителей. Я чувствовал, что вижу реальность определенным образом, мысли об этом вертелись у меня в голове и не давали покоя, и тогда я перенёс их на бумагу. И теперь каждый может толковать затронутые мною вопросы в соответствии со своим пониманием и взглядами. Я никому не навязываю свой образ мыслей.
- Изменилось ли ваше отношение к благословению ребе ?
- И до гибели Дова я никогда не рассматривал благословение с точки зрения "сбудется-не сбудется", а только: что оно означает для меня. Что сделаю я с этим благословением и как мне следует его понимать. И что я почувствую, когда увижу его результат. Но если вы думаете, что, получив благословение, я уверился в своей неуязвимости, то вы ошибаетесь. Это не в характере моей личности. Личность человека сложна, и рассказ о ней сложен.
- Это приводит нас к центральной теме повествования: к вопросу о роли Провидения в жизни отдельного человека. Вы предстаете перед читателем как человек, разделяющий взгляды Маймонида, в основе которых - представление о вознаграждении и наказании. В то же время очевидно, что вы постоянно мучаетесь вопросом: почему я удостоился остаться в живых, а Дов - нет. Как вы сами себе отвечаете на этот вопрос?
- Моя любовь к Маймониду проистекает не только оттого, что я преподаю в йешиве, которой руководит его последователь и в которой преподает такой исследователь Маймонида, как рав Шилат, но и из обстоятельств моего детства. Мой дед, благословенна память его, знал наизусть, по-арабски, почти все написанное Маймонидом. Да и не только дед. Евреи Халеба (а там мои корни) относятся к Маймониду с большим пиететом. Вместе с этим в них, как и в моем деде, уживалось ощущение связи рационалистической философии Маймонида с мистикой Ари, лурианской каббалой. И эта двойственность всегда привлекала меня. В постоянных занятиях деда философией, Маймонидом, Аристотелем всегда присутствовал самый строгий рациональный подход. Помню, когда он был уже стар, он сказал мне нечто, сильно на меня повлиявшее. Он сказал: "Видишь ли, ко мне всегда обращались с вопросами о Вере и Провидении, и когда я был молод, то, отвечая, всегда ссылался на Маймонида. А сегодня я уже не могу сказать тебе то же самое, потому что ощущаю Веру". Эту беседу с ним я запомнил очень хорошо. Это и есть ответ на ваш вопрос. Маймонид говорит, что, когда человек всем сердцем своим прилепляется к Господу, - это и означает, что Провидение с ним. В сущности, этот ответ уводит нас в иное измерение. Истинным ответом на этот вопрос является сама постановка такого вопроса. Однозначного ответа на него у меня нет. С этим вопросом я живу. Переживаю его в гораздо более острой форме, чем это представлено в книге. Там, в конце, я намекаю на возможность другого ответа. Что иногда Господь, благословен Он, дарует милость тому, кто ее недостоин, и это - долг, который человек должен оплатить. Этот ответ относится совсем к другой категории, к другому миру и лежит совсем в иной плоскости.
- По сути, это уже ответ из области воспитания.