Там, у пункта сбора раненых, я увидел стонущих на носилках людей и накрытые простынями тела убитых. Понял, что здесь происходило в последние дни. Тяжело. И тут мне была явлена милость: я увидел служебное помещение и зашел туда. На столе стоял телефон. Я машинально поднял трубку. Ответил телефонист. "Можно получить линию?" - так же бездумно спросил я. "Почему нет, - сказал он, - минуту". Невероятно! Отсюда - домой? Прямо с войны? Из этого ада? Домой? Я набрал номер. Жена взяла трубку. Слова застряли у меня в горле. Мы поженились за месяц до войны. "С праздником! - прокричал я в трубку. - Я в порядке. С праздником!"
Я попросил у Вагмана разрешения переночевать в сукке. Он из кибуца Сдот-Ям и не очень-то понял смысл моей просьбы, но разрешил. Я заснул мгновенно, ни о чем не думая. Спустя два часа он меня разбудил и велел быстро перебираться в танк. Сирийская артиллерия обстреляла лагерь. Все должны быть на местах.
Утром мы еще успели помолиться, взять в руки лулав и этрог. Этрог я привез еще из дома. Я всегда покупаю его до наступления Йом-Кипур: как знать, может, именно эта заповедь перевесит чашу весов в мою пользу. Говорили мудрецы наши, что человек должен всегда относиться к себе так, словно он наполовину виновен, наполовину оправдан. Так же и весь мир: наполовину виновен, наполовину оправдан. Выполняет человек одну заповедь, и чаша весов - и для него, и для всего мира - склоняется в сторону оправдания. Но не только это: этрог символизирует тех, у кого есть знание Торы и добрые дела, подобные запаху и вкусу. Кто-то из раввината принес пальмовую ветвь, мирт и иву, и мы произнесли благословение и склонили их на четыре стороны света, чтобы поставить преграду духу зла. Я представил себе синагогу и свитки Торы, мысленно обошел вокруг них, как положено, и произнес слова молитвы о спасении: "О, спаси нас! Ради Тебя, Бог наш, спаси нас! Ради Тебя, Избавитель наш, спаси народ Твой, и благослови удел Твой, и веди и храни народ Твой во веки веков!"
В одиннадцать часов Вагман сказал, что до начала прорыва нам следует прибыть на место сбора. Мы двинулись в направлении горы Авиталь. Из всех, кто остался в полку, образовали четыре боевых соединения. В нашем было одиннадцать танков. Командиром назначили Саси, а Вагмана - его заместителем. Уже вовсю шла артподготовка, и авиация бомбила сирийские позиции. На этот раз атакуем мы. Наконец-то организованное наступление. Как описано в книгах. Как нас тренировали на учениях.
В два часа дня передали приказ: идти на Кунейтру. Первыми шли танки другого полка нашей дивизии. Этот полк понес большие потери. В основном от противотанковых орудий. Мы были в прикрытии, и с нашей позиции было хорошо видно, как на главном направлении удара подбивают наши танки и они горят. В одном из них наводчиком был брат моей жены.
Получен приказ командира нашего полка, Ори: идти на прорыв! По связи передали, что ранен Амос, командир одного из соединений. Все время слышим голос Ори, уверенно и спокойно отдающего команды.
И вдруг он исчез. Молчание. Все в тревоге: что случилось? Мы шли за ним с первого дня. Но через несколько минут мы снова его услышали: "Я к вам вернулся. Пересел из командирского бронетранспортера в свой танк". Он не объяснил почему, но все и так поняли: бронетранспортер подбит, но он спасся.
Во главе нашей колонны идет Саси. Идет быстро. У него новый "центурион", развивающий хорошую скорость. У нас "центурион" старого образца, работающий на бензине. Мы от него отстаем, а из-за нас - и все остальные танки. Саси торопит. Водитель увеличивает скорость, но тут не срабатывает управление, и мы проваливаемся в огромную яму. Орудие уперлось в ее край, в него набилось полно камней и земли. В последний момент я успел поднять ноги, чтобы их не защемило, - кошмар, который всегда преследует наводчика. Остальные танки прошли мимо нас и присоединились к Саси.
Мы выбрались из ямы и двинулись вслед за ними. Пушка свернута на сторону. Неизвестно, можно ли вообще стрелять из пушки, в которой полно камней. Однако времени на сомнения у нас не было: стреляли в нас. Вагман приказал дать ответный залп. Я выстрелил и даже попал, но вместе с этим выстрелом сорвало треть ствола. Остались с "мини-стволом". Понятно, что я ни в кого больше попасть не мог, хотя и пытался. В башню набился порох. Пушка пришла в негодность. Перешли на пулеметы. Нас обстреливали из "базук" и ракетами. В таком виде дошли до Хан-Арнабе. Мы тогда думали, что серьезных сирийских бронетанковых сил уже не встретим, но и "базуки", и ракеты приводили к ощутимым потерям. К вечеру заняли новые позиции. Небо окрашено оранжевым, повсюду "костры". Через каждые несколько минут взрыв, и мы знаем, что это взрываются боеприпасы в подбитом танке. Нашем или вражеском. Этого мы знать не можем. Видим сирийские джипы и грузовики с пехотинцами. Стреляем по ним из пулеметов. Наконец Вагман решает окончательно, что дальше на нашем танке воевать нельзя. К нам стали подходить ребята из других экипажей и забирать то, в чем у них ощущалась нужда. Я раздавал охотно. Думал: "Все равно сейчас вернемся в Алику. Всё! Война для меня окончена". И как раз в эту минуту рядом с нами остановился танк.
Его командир сказал, что больше не может. Он просил Вагмана, чтобы его кто-нибудь заменил. Вагман не колебался ни минуты. Оставил нас и перешел к ним. Я очень расстроился от того, что Вагман не вернется с нами в Алику, но тут подошел также и их наводчик. Взобрался к нам и спросил, кто наводчик у нас. Я ответил, что я. Он сказал мне, что у него болит спина. Он тоже хочет вернуться. Стоял и ждал. Мы обменялись взглядами. "Болит у тебя спина?" спросил я. "Да, - отвечает он, - болит". - "Спина?" - говорю я. "Да, подтверждает он, - спина. Мне нужно вернуться. Ты меня замени". Я гляжу на него в упор. Прямо в глаза.
В этот момент возвращается Вагман за личными вещами. Поднимает свой вещмешок, поворачивает голову в мою сторону, смотрит на меня со значением и говорит: "Шломо! Ты знаешь, что я думаю". Я понял. Взял с собой бутылки вина и тфилин и пересел в другой танк. В Алику вернулись те двое.
Как сказано в Псалмах: "От Господа произошло сие, и чудом выглядит оно в глазах наших". Кто знает, как повернулось бы дело с иракскими танками, если бы мы тогда возвратились. Утром двинулись южнее - расширить наши позиции в сирийском анклаве. Таков приказ. Мы снова идем за Саси. Прошли через несколько селений. Везде по нам стреляют из противотанкового оружия. Саси выстрелил и попал в стену. Отлетевший от нее камень ранил его в голову. Командование принимает Вагман. Сейчас наш танк идёт первым. У Вагмана черное, как уголь, заросшее щетиной лицо и длинные волосы. Сейчас он командир батальона. Мы идем во главе соединения.