Наверное, глубже. Сунула спицу в рот и, помогая себе правой рукой, сунула еще два пальца. И сразу нашла. Правда, не округлое, а приплюснутое и бугристое, но ничего другого не было, следовательно, это она, шейка матки.
Странное ощущение появилось в голове. Прикосновения. Поиски наобум. Будто кто-то в ящике со всяким барахлом что-то ищет. Перебирает вещи в поисках того, не зная чего. Не больно, нет, щекотно, как бы странно это не было. Лидия Гавриловна на миг забыла, что делает, прислушиваясь к себе.
Однажды, в зоопарке она кормила обезьянку с руки, - она сама не помнила, как её туда занесло, но такой факт в её жизни был, - и та прикоснулась к ней своими маленькими лапками, когда брала предложенное лакомство. Сейчас, примерно, такие же ощущения. Маленькие мягкие лапки ласково перебирают. Немного закружилась голова, но это тоже было приятно. Легкое приятное головокружение.
Лидия Гавриловна постепенно погружалась в эти ощущения, как-то отстранено, боковым зрением, наблюдая за собой в большое зеркало на трюмо. Она хихикнула, - в зеркале какая-то дебелая тетка сидела в неловкой позе с руками в промежности. Но не было времени наблюдать за её ужимками, уже близко была первая волна.
Мощная волна, как когда-то на берегу моря в шторм. Сильная волна, преодолевающая любые препятствия, сминающая сознание и несущая сладостные мгновения.
Вот, сейчас.
Лидия Гавриловна открыла рот, не заметив выпавшую спицу, и первый стон слетел с её уст. Она широко открытыми глазами смотрела на женщину в зеркале, которая, выгнув спину, пропускала сквозь себя волну. И сразу же торопя приближение следующей волны, суетливо перебирая руками в промежности. Она уже была перед ней, неся с пронзительным ветром обжигающие брызги. Яростная страсть стихии.
- О-о-ох! – стон Лидии Гавриловны больше походил на вой морского ветра, свободного в своем порыве. Волна, ударившая о скалы, схлынула, оставляя после себя пену все еще неудовлетворенного желания.
– Давай же, еще, - бормоча, звала она следующую волну. И она появилась, быстрая, неумолимая, огромная
цунами, поглощающая жизнь,
сминающая дома, как картонные коробки,
вырывающая с корнем деревья, несущая смерть.
Она обрушится на мой мир уничтожая его,
но стоит ли из-за этого волноваться,
ведь он уже уничтожен.
Мой мир мертв уже давно.
Иди сюда огромная волна,
возьми меня,
уничтожь меня,
сотри меня с лица земли,
я хочу этого сейчас и всегда.
Накрой меня с головой,
дай мне то что я хочу снова и снова,
потому что я хочу этого.
Появившаяся на краю сознания странная мысль о грядущей катастрофе погибла под натиском этой волны. Лидия Гавриловна стонала, извиваясь под её сладостной тяжестью, став в эти секунды самкой из первобытного леса, выгибающей тело навстречу натиску самца. Натиск волны все не ослабевал, неся уже боль, но по-прежнему желанную.
- Лида, что случилось? – послышался голос мужа из-за двери, - Тебе плохо?
- Иди на хрен, козел долбанный! – крикнула она сквозь сладкую вату полуобморочного состояния. Волна ушла, погрузив её в истому легкого забытья, на границу между прошлым и настоящим. Она ушла, оставив после себя полную пустоту в голове и ощущение, что её нижняя половина тела парит в пространстве.
Лидия Гавриловна так и уснула, - бесстыдно раскинутые ноги отражались в зеркале трюмо. Люстра, отражаясь в зеркале, освещала валяющуюся на полу забытую спицу.
Рождение и смерть-2
3.
Утреннее пробуждение было радостным. Лидия Гавриловна, открыв глаза и посмотрев на потолок, сразу вспомнила, что было вчера, и улыбнулась. Это было замечательно. Даже, несмотря на то, что тело затекло в неудобной позе.
Не знаю, как ты это сделал, но теперь я тебе позволю жить в обмен на это.Ты ведь этого и добивался, мелкий сладострастный ублюдок.
Словно слыша её, ребенок пошевелился внутри, и у Лидии Гавриловны не появилось былой ненависти. Но, пожалуй, и слепого материнского счастья тоже не было. Голый расчет, - ты мне удовольствие, я тебе еще немного жизни. Она не хотела заглядывать далеко вперед, - сейчас мне хорошо, а что будет дальше, там видно будет