Батлай привёз пять амулетов на тонком кожаном шнурке. В причудливом сочетании рун Мир и Радуга, безопасник определил их защитные свойства. При этом пересчитав, недовольно пробурчал:
— А мне?
— Велено передать, чтобы вы, Григорий Лукьянович, трижды прокукарекали кочетом, а опосля помахали руками, будто птица крыльями.
— Если сам придумал — на губе сгною, — пригрозил Малюта, прекрасно сознавая, что взводный с лычками урядника в петлицах, на подобное не способен.
Залезая обратно в машину, он пригрозил Батлаю кулаком и прошептал:
— Эта с… женщина и про петуха знает! Похоже мы не зря приехали.
— Какого петуха? — не поняв слов безопасника, переспросил Шрам, — Ты что у старушки домашнего любимца обидел? Ай-ай-яй. А ещё из интеллигентной московской семьи. Улыбаешься так мило, будто доктор Лектор из кина про аристократию.
— При чём тут петух? — зло рявкнул Малюта, с силой захлопывая дверь.
— Как при чём? У каждой порядочной женщины должно быть любимое животное. У старухи Шапокляк — крыска Лариска, у лисы Алисы — кот Базилио, у императрицы Екатерины — князь Потёмкин. Твой тёзка, между прочим.
— Это другой петух. Поехали!
Глава 29
Ужин поселковые предпочитали устраивать в широченной беседке, совмещая венчающую день трапезу с неспешным обсуждением прошедшего дня и планированием предстоящего. С прибытием странных гостей, вооружённых и экипированных так, будто они прямо сейчас готовились вступить в последний и решительный бой с превосходящим по силе противником, традицию ломать не стали. Женщины сновали туда-сюда. Одни сервировали столы неброской деревенской утварью, другие носили с кухни продукты. Мужчины либо курили в ожидании трапезы, либо хлопотали вокруг огромного самопального самовара, спаянного умельцами из кусков листовой меди. И те и другие бросали мимолётные, но крайне настороженные взгляды на выстроившихся перед теремом Зинаиды Матвеевны спецназовцев. Присутствие вооружённых людей их не пугало. Привыкшие. Смущал внешний вид и никогда доселе не виданная экипировка, вкупе с бронированным монстром на колёсах.
К тому же беспокоило решение, которое примет хранительница выселок. Откажет пришлым в гостеприимстве или прикажет определить на постой и поставить на довольствие? Вот и староста замер, словно памятник переселенцу Дикого Запада, из золотого фонда голливудских вестернов, разглядывая из-под широкополой шляпы беседу на небольшом пятачке, гордо именуемом центральной площадью. Ожидает окончательного решения. Останутся ли бойцы тут или переберутся в походный лагерь дружинников.
Зинаида Матвеевна дважды обошла вокруг диковинной машины, беззвучно шевеля тонкими, совсем нестарческими губами. То ли проговаривая какое-то заклинание, то ли восхищаясь мощью самоходной колесницы. Сразу и не поймёшь. В руках она теребила букетик полевых цветов, который во время проведения ритуала на глазах увядал и, наконец, поблёк и высох, превратившись в пожухлый пучок травы.
Засунув гербарий за щётку дворника, старушка… ну, если честно, язык ни у кого не поворачивался назвать Зинаиду Матвеевну старушкой. Не было в её облике той ветхости, что присуща большинству пожилых людей, переступивших черту, за которой обычная повседневная жизнь, со всеми её радостями и заботами, превращается во время дожития. Даже сгорбленная годами спина указывала не на тяжесть прожитых лет, непомерным грузом лежащих на плечах, а на необходимость соответствовать общепринятому образу. Знаете, как бывает, когда молодой актрисе выпадает играть роль убелённой сединами бабушки? И грим ей сделали качественный и гардероб подобрали надлежащий, и голос она изменила, добавив бесцветности, сузив диапазон и понизив тембр, но молодое тело отказывается изображать немощность и сквозь маску проскальзывают порывистость и упругость движений.
Так частенько случалось и с Зинаидой Матвеевной. Бывало, то ли она испытывала внезапный прилив сил, то ли забывала играть полагающеюся по сценарию роль, только Малюта несколько раз, в прошлые посещения, видел её выходящей из леса с гордой осанкой, высокой и стройной, будто молодая осинка, соревнующаяся в гибкости с ясенем.
Баба Зина и в молодости скорее всего не слыла красавицей. Вытянутое лицо, прямой, несколько длинноватый нос, резкие черты лица. Зато волосы даже сейчас не выглядели, как седые старушечьи букли. Те, что выбивались из-под голубенькой в ромашках косынки напоминали цветом свежескошенную солому, не успевшую опреть в стогу под навесом.
Скорее она походила на умудрённую опытом женщину. Возможно учительницу, выпустившую в жизнь не один десяток классов. Да и язвительная манера общения, вкупе с постоянно пляшущими во взгляде бесенятами, выдавали в ней совершенно нестремящегося на погост человека.