— А девица с глазами василиска? — продолжал Ткаченко.
— Вы не слушаете нас, — теперь уже заговорил Альберт. — Фостер ведь объяснял вам, что создания вроде Вероники не могут использовать свои способности против «истинных». Они не подействуют.
— Тогда нужно использовать телекинетиков! Вы все погибнете, если оставите Викторию Бехтереву здесь!
— Вика остается, — тихо произнес Лесков. — Я сам поговорю с Лонгвеем. Он знает меня. Возможно, есть шанс, что послушает. Я пообещаю ему не влиять на его жизнь. Будет и дальше жить в Сиднее в своем доме на берегу моря. Что ему еще надо?
— Как насчет власти? — поинтересовалась Елена.
— Если он будет думать, что мы «чистокровные», его будет заботить исключительно собственная шкура, — ответил Дима.
— А что мы будем делать с Киву? — внезапно поинтересовался Фостер. — Он с легкостью сделает дюжину разноцветных драконьих отбивных, если на то будет его настроение. Остальные полукровки меня не волнуют. Там преимущественно энергетики и несколько «теневых». Да и то, не все они пышут радостью сидеть на цепи у «процветающих».
Услышав фамилию Бранна, Дмитрий переменился в лице. Почему—то он до последнего рассматривал Киву исключительно в качестве союзника, но слова Эрика заставили его взглянуть на обратную сторону медали.
— Сейчас наша задача — это военные базы, — медленно произнес Лесков. — Заканчиваем там, возвращаемся в Петербург. Никаких попыток найти глав Золотого Континента самостоятельно!
— То есть, дадим им время на передышку? — помрачнел Ткаченко.
— Дадим нам время на передышку. В обличье драконов мы можем пребывать в лучшем случае двадцать минут. Даже если у нас получится использовать местные телепорты, и мы соберемся в Сиднее, у нас попросту не хватит сил справиться с их полукровками.
— И уж тем более с Лонгвеем и Киву, — подхватил Фостер. — Вывод: надо придерживаться старого плана.
— И выдвигаться сегодня вечером, — договорил за Эрика глава московской станции «Охотный ряд». — Мы тоже не можем оставлять наш город без защиты надолго.
Глава XIV
Время неумолимо приближалось к восьми часам вечера, на которые было назначено проникновение на Золотой Континент. Лесков вернулся в свой кабинет после очередного собрания и с облегчением закрыл за собой дверь. Казалось бы, все уже решено, но каждый раз возникали какие—то сомнения, отчего одна и та же тема перемалывалась снова и снова. Складывалось ощущение, что присутствующие просто
искали повод, чтобы передумать, отступить, понадеявшись на то, что «процветающие» больше не нападут.
Вот только Дмитрий знал политику Золотого Континента: они не успокоятся до тех пор, пока снова не почувствуют себя в безопасности. Появление чистокровных кайрамов изрядно напугало их, однако это были не те люди, которые забьются в угол и будут ждать заслуженной кары. Скорее всего именно сейчас они придумывают новый способ, чтобы удержаться на троне. Люди, создавшие свою империю на костях миллионов, попросту не могли сдаться.
А он тем более не имел на это право. Не тогда, когда возможность победить стала настолько четкой, что оставалось лишь протянуть руку, чтобы ее коснуться. Эта война должна была закончиться в ближайшие дни, и уже нельзя было сомневаться.
То, что будет дальше, Дмитрия не интересовало. Он больше не заглядывал так далеко, зная, что его жизнь превратилась в череду ломок, прерываемых очередной инъекцией.
И было непонятно, сколько он еще протянет. Всем хотелось счастливого будущего, но для веры в лучшее Лесков был слишком реалистом. Единственное, что ему сейчас хотелось — это уничтожить Совет Тринадцати и остальных ублюдков, знавших, на что пойдут их деньги. Ему хотелось отомстить за свой город, за своих друзей, а, главное, за Эрику, любовь к которой стала для него чем—то вроде ослепляющей вспышки. Их чувства были страстными и яростными, как сама стихия.
И, как положено стихии, после ее ухода, Дима оказался настолько опустошен, что не хотел жить.
Теперь же это отчаяние сменилось жаждой жить как минимум до тех пор, пока Совет Тринадцати не исчезнет с лица земли. Проснулась внутренняя злость, и Лесков был даже рад этому состоянию. Во всяком случае он больше не боялся.
Приблизившись к столу, Дима выдвинул верхний ящик и достал оттуда свое обручальное кольцо. Он снял его в тот день, когда похоронили Эрику, и с тех пор больше не смел брать его в руки. Оно прожигало душу болезненными воспоминаниями, с которыми Лесков не был готов встретиться до сегодняшнего дня.
Положив его на стол, Дмитрий потянулся к шее и нащупал застежку цепочки, на которой висел крестик покойного Олега. Этот крохотный религиозный символ тоже хранил в себе много воспоминаний, поэтому, когда он лег на поверхность стола рядом с кольцом, Лесков устало усмехнулся.