Дмитрий и его спутники в тревоге следили за боем, не смея вмешаться. Они не могли видеть телекинетических волн, которые распространялись вокруг двух противников, однако потрескавшаяся вокруг земля ясно давала понять, насколько сильными были эти «зависимые».
— Проклятье! Он устает! — в отчаянии воскликнул Альберт, не сводя пристального взгляда с фигуры Бранна. И он не ошибся. Словно в подтверждение его словам, Киву вытянул руку вперед, желая тем самым усилить концентрацию и стабилизировать защиту. В какой—то момент его фигуру полностью поглотил песчаный вихрь, который стискивал его барьер, пытаясь расколоть, словно грецкий орех. А когда пыль рассеялась, Лесков увидел на губах и подбородке Бранна кровь.
— Нужно помочь ему! — закричал он, схватил Альберта за плечо. — Как тогда, помнишь?
— Я пытаюсь, но.
— Все вместе! Слышите меня?
— Ты же ослабишь нас к чертям собачьим! — отозвался в его сознании Илья. — Тогда вообще некому будет сражаться!
— Сейчас сражается он! — резко оборвал его Лесков. — Мы до сих пор живы лишь благодаря ему!
Тем временем, видя, что его противник начинает ослабевать, Лонгвей сменил тактику. Он уже не защищался, а, напротив, сам обрушивал удары на своего врага. Ветер набрасывался на телекинетический купол Бранна, словно голодный зверь. Он
царапал его поверхность стеклом и острыми камнями, создавая омерзительный звук. Затем отступал, чтобы обрушиться снова.
— Обидно, Бранн, — произнес азиат, ленивым жестом отмахнувшись от долетевшей до него пыли. — Я предсказывал вам гораздо более интересную судьбу. Вы могли исправно послужить мне, а вместо этого выбрали смерть за какого—то безродного щенка. Наверное, в этом отчасти есть и моя вина. Не следовало мне лукавить, говоря, что вы сильнее меня… Однако вы были так напуганы возможной встречей с кайрамами. Мне хотелось хоть немного вернуть вам веру в себя. Не мог же я всерьез предположить, что вы мне поверите. Тем более зная, кто я и скольких «истинных» уничтожил.
Киву молчал. Он чувствовал, что у него началось кровотечение из носа, как бывало всегда, когда он слишком усердствовал на тренировках. Знакомая усталость уже начала растекаться по телу. В висках лениво пульсировала боль. И в этот момент мужчина отчетливо осознал, что может не победить. Ему пришлось приложить немало сил, чтобы отразить следующий удар.
Но затем что—то изменилось…
Румын не сразу понял, что именно стабилизировало его защитный барьер, однако в какой—то момент он словно уплотнился. Очередную атаку Лонгвея мужчина практически не почувствовал. Купол больше не трещал, грозя лопнуть — напротив, он сделался прочнее. А затем пришло понимание, что головная боль отступила. Исчезла и слабость, которая еще недавно стремилась поглотить все его тело.
Что—то подпитывало его. Что—то вдыхало жизнь.
Энергетика, мощная, как горный поток, ворвалась в его организм, наполняя собой каждую клетку. Сердце забилось чаще, подгоняемое вернувшейся силой. Зрачки расширились. Впервые Бранн поглощал нечто, настолько мощное. Это было сродни энергетике глобальной катастрофы, но куда более чистое и стабильное — энергетика кайрамов. Та самая, какой поделился с ним Альберт, когда его, Бранна, смертельно ранили.
Страх, отразившийся было в глазах Киву, внезапно сменился холодной решимостью. Невидимая телекинетическая волна обрушилась на Лонгвея подобно цунами. И в этот раз казалось бы непобедимый враг внезапно сам вытянул руки вперед, пытаясь стабилизировать купол. Взгляд азиата в ярости метнулся в сторону «энергетических», которые вместо того, чтобы сбежать, решили отдать свою силу Бранну.
Что касается Дмитрия, то он все еще опасался, как бы «энергетические» не выдохлись прежде, чем Бранн прикончит врага. Несмотря на усталость, «истинный» по—прежнему был в состоянии сражаться. Возможно, его удары сделались слабее, но защитная преграда оставалась такой же крепкой. Нужно было что—то сделать. Что—то.
Взгляд Лескова лихорадочно скользнул по земле и внезапно остановился на рюкзаке Елены. Лонгвей уничтожил тело девушки, залив все кровью, однако ранец почему—то остался не тронут. А это означало, что в нем мог находиться «эпинефрин».
Оставив Альберта, Дмитрий подхватил рюкзак с земли и принялся торопливо обыскивать отделения. Он не обращал внимания на перепачканные кровью ладони, на пропитавшуюся ею ткань. Где—то должен был лежать «эпинефрин». В каком—то из карманов.
Наконец его пальцы нащупали продолговатый футляр, и тогда Лесков сделал себе еще одну инъекцию. Он знал, что превышать дозу нельзя, но и надеяться только на Бранна больше не мог.