Допив остатки виски, в котором уже не осталось льда, я наконец осмелилась поднять глаза.
Ким плакала. Беззвучно, но очень горько. От увиденного у меня чуть не разорвалось сердце.
Вскочив со стула, я кинулась ей в ноги:
— Прости меня, Кими! Прости, родная.
Как когда-то её муж просил у меня прощения за смерть Майкла, так и я, стоя на коленях, плакала теперь перед его сестрой.
— Прости меня за то, что оказалась такой сукой. За то, что предала вас: тебя, Майка, Макса. За то, что он умер, а я…
Ким со злостью оттолкнула меня. Испуганно ойкнув, я не удержалась на коленях и, упав, больно ударилась спиной о ножку стола.
— Что ты несёшь, дура?! Ты вообще в своём уме?!
Она выкрикнула это с такой злостью, что я невольно попятилась.
— Не ты виновата в смерти Майка! — кричала Ким. — И уж никаким боком здесь то, что ты трахнулась с кем-то за много месяцев до этого. Тебе не за что просить у меня прощения. Единственный человек, который бы мог тебе его дать, это сам Майк. Хотя, знаешь, ты бы сильно упала в моих глазах, если бы когда-нибудь сказала об этом моему брату.
Поднявшись из-за стола, Ким протянула мне руку, в которую я, чуть помедлив, вложила свою.
— Больно?
— Немного.
— Мне жаль. — По тону было понятно, что это не так. Что ж, заслуженно. — Ты меня разозлила.
— Прости.
— Задолбала просить прощения! — снова ощетинилась подруга. — Знаешь, за что я тебя действительно никогда не прощу? За то, что ты творила с собой те первые месяцы. За твоих детей. Их мать — вот кто им был нужен тогда, но ты их бросила!
Ким высказала то, что лежало у неё на сердце, и эти жестокие, но правдивые слова дались ей ничуть ни легче, чем мне. Я заплакала.
В полной тишине мы сели за стол. Ким снова разлила виски, теперь уже не заботясь о льде и содовой.
— Я пыталась понять тебя, — заговорила она через некоторое время. — Пыталась, но не могла. Казалось, дети должны стать твоей отдушиной, помочь пережить горе, но ты, вопреки здравому смыслу, отталкивала их. Я, конечно, безумно рада, что ты, в конце концов, пришла в себя, но…
Подруга пытливо смотрела на меня. Прошло немало времени, но ей до сих пор нужны были ответы.
Я высморкалась и вытерла глаза кухонным полотенцем.
— Если бы ты знала, Кими, как я потом себя ненавидела! За то, что сделала со всеми вами.
— Тогда почему, Лив? — вскричала она внезапно. Я снова вздрогнула. — Почему ты позволила себе быть такой… такой… — Взгляд её заметался по столу в надежде обнаружить на нём написанным необходимое слово. — Слабой?
Этот вопрос не требовал ответа.
— Не только ты лишилась мужа, — продолжила она, — но и Марти сына. Мы со Стивом брата. Моя мать племянника. Наконец, Макс с Эбби отца!
Я издала нервный смешок.
— Что смешного-то? — опешила Ким. — Ты находишь это смешным?
— Твоё утверждение не совсем точно.
Продолжая хихикать, я, верно, была похожа на сумасшедшую.
— Какое из? — спросила она подозрительно.
— Эбби не лишалась отца.
— Согласна, не лишалась. Она просто-напросто не успела с ним познакомиться.
— Похоже, чёртово провидение предоставляет моей девочке шанс сделать это.
Выплюнув эти слова, я вскочила на ноги и со всей мочи пнула стул, на котором только что сидела. Он с грохотом упал, врезавшись в мойку.
Ким испуганно зажала уши.
— Оливия, ты меня пугаешь!
Она называла меня полным именем всегда, когда переставала понимать. Я была Оливией, когда в восемь лет отказывалась признаваться родителям, что сломала руку, прыгая с тарзанки. Когда соседские мальчишки напихали в наш почтовый ящик шишек и подожгли, а я, зная всех, кто это сделал по именам, не стала их выдавать. Когда прибежала к ней в слезах, узнав, что беременна, и долго истерила в страхе, что мать из меня будет никакая…
— Отец Эбби не умер. По крайней мере, хочется в это верить.
Её карие глаза расширились от ужаса.
— Что ты несёшь?!
— А то и несу! Эбби не дочь Майклу Вуду. Не только не успела стать, но и изначально не была его. Она моя! Только моя!..
Я заметалась по кухне — злая, раздражённая, растерянная…
— … и Дилана Митчелла, — тихо закончила за меня подруга.
Я замолчала. Через несколько секунд, показавшихся вечностью, Ким протянула:
— Так вот от кого у неё эти потрясающие зелёные глазищи.
— Да.
Возникло чувство, что сейчас я призналась не в самой страшной тайне своей жизни, а, скажем, раскрыла секретный ингредиент вкуснейшего блюда — так спокойно мы об этом говорили.
— Но она же похожа на тебя, и… — Ким на секунду задумалась.