Мне было шестнадцать, когда однажды мама сказала, что между любящими не бывает равенства. Всегда один любит, а другой позволяет себя любить. Её слова потрясли меня, но, как часто бывает в детстве, быстро забылись. Может, в другой ситуации я и не вспомнила о них, но сейчас переживала именно то, о чём она говорила. Тогда, помнится, я возмутилась неправильностью этой мысли и заявила, что это не отношения, а обман. - И кто же из вас позволял себя любить, когда вы с папой были вместе? - Конечно, он. - Он? Да ладно, мам! Папа всегда любил тебя сильнее, чем ты его. - Ошибаешься. Твоего папу я любила больше жизни и всячески ему потакала. Это было неправильно. В отношениях женщине важно не раскрываться полностью, запомни это, Ливи. Для мужчины надо оставаться загадкой. И как бы ни пытался, разгадать её он не должен. Только в этом случае ты сможешь остаться интересной ему, желанной и любимой. - Но зачем сдерживать себя? Это же всё равно что врать! - Одно из заблуждения юности, - сказала мама. - Я была одной из тех, кто совершил эту ошибку. Пойми, я не прошу тебя скрывать свою любовь, я лишь прошу не так сильно её выказывать. Я любила Генри, но вскоре начала понимать, что моя жизнь - это его жизнь. Я полностью растворилась в нём, в его отношении к ней, в его суждениях. Как и любому мужчине, ему это льстило. Я начала думать, как он, мечтать о том же, что и он, говорить его словами. Где-то на этом пути я потеряла себя и, знаешь, до сих пор Генри не возьмёт в толк, почему я от него ушла.
Совершаю ли я мамину ошибку - да и ошибка ли это - но сейчас и я полностью растворилась в любимом человеке. Разница между нами лишь в том, что и мой любимый человек полностью растворился во мне.
Мы целуемся медленно, сладко, лениво. - Снова не спишь, - пеняет мне Дилан. - И ночью несколько раз просыпалась. Что не так, родная? Что тебя тревожит?
Неоднократно он задавал эти вопросы. Всякий раз я уходила от ответа, ссылалась на усталость - эмоциональную и физическую. Дилан верил, потому что тоже был вымотан, хотя изо всех сил старался этого не показывать. Поэтому днём, чтобы не тревожить любимого, я вела себя как обычно. Но ночью... Ночью мои страхи возвращались, вырываясь из подсознания. Дилану требовались ответы, и я чувствовала, что отговорками только обижаю его. Итак, что меня беспокоит? Что не дает безоглядно наслаждаться жизнью? Какой страх является первоочередным? Ответ очевиден. - Я боюсь тебя потерять.
Он должен был рассмеяться. Должен был щёлкнуть меня по носу, поцеловать и сказать, чтобы я не болтала глупостей. Вместо этого без тени улыбки Дилан долго изучает моё лицо. - В таком случае мы с тобой испытываем один и тот же страх. - Что? Почему? Я тянусь к нему, но Дилан меня останавливает. Перекатившись на спину, он закрывает глаза и двумя пальцами сжимает переносицу. Он выглядит очень уставшим, будто все эти ночи тоже страдал бессонницей. - Я действительно боюсь, что ты уйдёшь. - Он говорит тихо и как-то отрешенно. - Что настанет момент, когда ты скажешь, что с тебя достаточно. Ты постоянно о чём-то тревожишься, что-то пытаешься наладить, доказать, кого-то в чём-то убедить, связать концы с концами. Своим появлением я внёс в твою жизнь сумятицу и беспокойство. Я знаю, ты любишь меня, Лив, - он открывает глаза и смотрит на меня с бесконечно любовью. - Знаю, малыш. Но от этого нисколько не становится легче. Отчего же я не заговорила об этом раньше? Моё признание послужило толчком для ответного признания. Дилан высказал то, что не давало ему покоя, мучило, а я, зацикленная на своих переживаниях, ничего не замечала. - О, Дилан! Он проводит трепетными пальцами по моему лицу. Я хватаю его ладонь и прижимаю к щеке, жмурясь от нежности. - Я боюсь... - Его прерывающееся дыхание заставляет меня открыть глаза. Дилан смотрит так, будто пытается запомнить каждую мою чёрточку. - Я боюсь, что когда-нибудь проснусь - и окажется, что это всего лишь сон. Счастливый, добрый, но сон. И я не знаю, как буду жить, если так и случится. Слишком долго мы шли друг к другу. Слишком сильно боялись ошибиться. И поэтому сейчас не можем до конца насладиться тем, что наконец вместе. Эта мысль электрическим разрядом обжигает разум, и я испытываю огромное облегчение от того, что знаю, как победить наш страх. Я лукаво улыбаюсь и наклоняюсь к мужу, накрывая его плотно сжатые губы своими. - Тогда давай не просыпаться, жизнь моя. Дилан стонет и в одно мгновение перекатывает меня на себя. - А я и не пытаюсь.