Человечек покраснел, быстро глянул в сторону книжонки.
–Да, сказано… – в его тоне была неуверенность, но я не стал его стыдить или издеваться над ним. Над блаженными и дураками смеются только мелкие вурдалаки, а я выше их по рангу. И моё поведение должно быть другим.
–А ещё я беру плату, – продолжил я спокойно.
–Моя душа? – человечек прижал руку к сердцу, почему-то все люди, при слове «душа» норовят приложиться к сердцу, хотя, на самом деле, куда вернее прикладываться к голове – душа имеет и чувства, и память, а это всё от разума.
«Душа твоя и так уже моя, да и торгуешься ты ею просто…» – подумал я, но вслух сказал:
–Мне твоя душа неинтересна. Души я любые видел и щупал. А вот кое-что ты предложить мне правда можешь.
Человечек напрягся. Но я не позволил ему снова скатиться в обморок, и поспешил:
–Бутерброд мне принеси, смертный!
***
–Первый раз вижу демона, который ест бутерброд, – признался человечек, глядя на то, как здоровенный кусок исчезает у меня во рту.
–А ты много видел демонов? – поинтересовался я. бутерброд, кстати. Человечек сложил мне качественный. Не пожадничал, и я даже проникся к нему за это. сами посудите: толстый кусок свежего белого хлеба, на нём щедрый ломоть колбасы, на колбасе колечки огурца и лука, сверху томат и восхитительный ломтик мягкого сыра! – Кстати, я в первый раз вижу смертного, который при фразе про бутерброд приносит действительно один бутерброд.
–Ой…– человечек подорвался, – я сейчас ещё принесу.
–Сиди уже! – обозлился я. – Теперь уже не надо, настроение не то. Это я тебе так, на будущее! А вообще, даже хорошо, что он один был. А то помню, подсалили меня на такие хрустящие картофельные кружочки…
Человечек смотрел на меня во все глаза.
–Чего хотел, смертный? Какое желание? – дух профессионализма поднял голову.
–А…– он спохватился, заморгал, наконец, взял себя в руки, и дрожащим голосом объявил: – я хочу, чтобы моя Эллин полюбила меня за то, что я любимый сын, профессионал своего дела, остроумный красавец и богач.
–Ай-ай…– я покачал головой. – Обмануть демона так по-детски? Плохо ныне у людей с соображалкой. Ну да ладно. Я могу помочь, мне сдюжить. Но тебе это надо ли?
–Конечно! – человечек вскинулся, взмахнул рукой и я жестом велел ему застыть. Затем, пока он остолбенело моргал, не находя в себе силы пошевелиться, подплыл к нему бесплотной дымовой завесой и вгляделся в его желтоватые глаза, считывая всю его жизнь.
–Нет, оно тебе не надо, – я отпустил человечка. – Слушай меня, Уильям Томас Фишер! Слушай меня внимательно. Ты увяз в своих страхах, в своей собственной слабости. Свою Эллин ты не любишь, ты просто хочешь доказать своему старшему брату, что достоин её, хочешь сделать больно ему, хочешь превратить её в трофей.
–Нет, я…– Уильям Томас Фишер дёрнулся ко мне, но куда там! Человечек, не лезь ты в игры с силой, которую не знаешь!
Его швырнуло на пол к моим ногам. Неудачливый хозяин бешеной силы, потеха и ничтожество!
–Знаешь, чем кончится? Твои родители не будут тебя любить больше, чем его. Они будут сочувствовать своему любимцу, твоему брату. Они отпишут ему ту часть наследства, которую ты мог бы получить в равной доли с ним! И все судебные тяжбы буду тебе напоминанием о том, что они всё равно не предпочли тебя!
Человечек заплакал, взвыл:
–Тогда убей его!
–Брата? – я удивился. – У нас это обычно плохо заканчивается, друг мой. И потом… думаешь, его Эллин полюбит тебя? Родители его забудут?
–Тогда убей меня…– на этот раз Томас Уильям уже рыдал. Мои слова не имели веса для демонов, но в голове человечка восставали образы, один за другим: его забывают. Его презирают, отвергают опять и снова.
–Чего ещё ждать от труса! – этой фразой Уильяма часто дразнил старший брат, ненавидимый им ныне, но когда-то горячо любимый. К сожалению, любовь обернулась злостью, непримиримой яростью, и поглотила Уильяма с головою, да так, что он даже обратился ко мне.
–Тогда сделай меня счастливым! Сделай! Сделай! Я приказываю! – заорал Уильям и рыдания заглушили его крик.
Я успокоил свою силу, и голос мой сделался самым обыкновенным:
–Это можно. По сути, ты неплохой парень, Уильям. Просто очень хотел быть ближе к брату, а потом увидел, что ваши родители поступили нечестно. Он первенец и любимец, а ты…ты это ты. И всё-то ему, как тебе кажется, легко доставалось. И все его успехи превозносились. Это тебя травит, да?
Человечек кивнул.
–И Эллин…ты её даже не замечал, пока твой брат не привёл её в дом родителей и не заявил о помолвке. Верно?