Адриан наслаждается теплом Маринетт, её откликом и ответными жаркими поцелуями. Не сдерживаясь, он стонет, когда она скользит ладошками по его груди выше, дразня прикосновениями кожу шеи, а потом зарывается пальчиками в волосы. Импульс возбуждения проходит по всему телу, заставляя дрожать и задыхаться. Он обхватывает её обеими руками за талию и вынуждает пересесть к нему на колени.
Впрочем, Маринетт не против. Она поддаётся его напору, перекидывая ногу через него, и удобно устраивается на бёдрах, обхватывает коленями бока. Вышивка на её платье слегка царапает кожу на руках, но Адриан безумно рад, наконец, почувствовать это.
Задыхаясь, они целуются снова и снова. До головокружения, до пятен перед глазами и тихих томных вздохов.
Когда они отрываются друг от друга, воздух с оглушительной болью рвёт им лёгкие, однако никто не обращает на это внимания. Они тяжело дышат, чувствуют, как грудные клетки сталкиваются от судорожного дыхания. Похоже на столкновение галактик, когда двое умирают, рождая нечто новое на остатках старого.
— Ох, это было… Вау, — на выдохе шепчет Маринетт.
На её губах играет улыбка, и Адриану в темноте она кажется больше шаловливой, чем смущённой.
Он подаётся вперёд и целует её в подбородок. Тихий смех заставляет внутри всё перевернуться с ног на голову; Адриан улыбается и скользит влажными поцелуями дальше, дразня нежную кожу языком. Его зубы смыкаются на шее Маринетт, вырывая из её груди протяжный стон.
— Адриан!
Женские пальцы сжимают его волосы, и это до одури приятно. А когда она подаётся ближе всем своим существом, вжимаясь в него, словно желая слиться воедино, Адриан не выдерживает. Он подаётся ей навстречу и одним резким движением мягко опрокидывает на диван, нависая сверху.
Маринетт ахает от неожиданности и краснеет. И без того короткая юбка скользит вниз по бёдрам, повинуясь силе притяжения, но Адриан успевает перехватить подол до того, как ситуация выходит за рамки приличия. Они устраиваются так, чтобы обоим было максимально комфортно, и смотрят друг другу в глаза.
— Я не хочу потерять тебя, — шёпот на грани слышимости, но Маринетт ловит каждое слово Адриана — как и всегда. — Я имею в виду, если мы вдруг зайдём дальше, а потом у нас ничего не получится. То есть… Знаешь, ты одна из немногих настоящих людей в моей жизни, кто мне очень дорог. Я не хочу, чтобы ты вдруг ушла из неё. Если… если я где-нибудь оплошаю. Я ведь на самом деле не мастер во всём этом. Ну… Ты поняла, о чём я.
Тронутая его словами, Маринетт с улыбкой гладит Адриана по щеке. Он тут же ластится к ней, и её сердце пропускает удар. Нет уж. Раз Адриан сам захотел отношений, сам предложил ей попробовать что-то изменить между ними, так просто она его не отпустит. Он должен быть её, только её. И он будет.
Сейчас он смотрит на неё так, словно она единственная, кто его волнует в этом мире. И Маринетт обязательно приложит все усилия, чтобы так это и оставалось в дальнейшем. Она не смогла сделать первый шаг, однако именно в её руках их шанс на счастье, на то, что у них получится быть вместе, несмотря на трудности. А их точно будет немало.
— О, Адриан, я обещаю, что ты не потеряешь меня, — её улыбка выбивает воздух из его груди. — Я слишком долго бегала от тебя и вела себя как дурочка. Мне так жаль. Я клянусь, ничто не заставит меня оборвать все мосты, если у нас ничего не выйдет. Ты тоже мне очень дорог, моё сердце всегда билось чаще только от одного твоего присутствия рядом. Я слишком долго тебя…
Она смущается и замолкает, но даже уже сказанных фраз достаточно, чтобы заставить Адриана судорожно выдохнуть. Зажмурившись, он касается губами её губ, а потом утыкается носом в шею.
Умиротворение и чувство необъятного покоя затапливают его с головой, когда Маринетт осторожно проводит ладонями по широкой спине, перебирает пальцами волосы у него на затылке.
— Мне… Мне никто ещё такого не говорил.
— А Кагами? — её голос звучит несколько приглушённо.
Адриан поудобнее устраивает голову на плече Маринетт и негромко произносит:
— Мы сходили всего на пару свиданий… Хотя все эти приёмы я бы не назвал полноценными свиданиями. И… я не уверен, что так уж сильно ей нравлюсь. В смысле, настоящий я, не картинка в журнале, — и он замолкает, опечаленный.
Лишь пара человек знает и принимает его таким, какой он есть. Но этого мало, этого всегда мало. Однако что-либо изменить Адриан пока что не в силах.
— Ты мне нравишься. Такой, какой ты есть, — уверенно говорит Маринетт: она старательно отбрасывает прочь все свои детские заикания, хоть и понимает, что окончательно отбросить смущение перед Адрианом у неё не сразу получится. Но она постарается, ради них обоих. — И мне легче с тобой, когда ты не улыбаешься мне дежурными улыбками, когда тебе на самом деле плохо. Извини, я, наверное, несу какой-то бред, но…
Он не даёт ей договорить, прижимает пальцы к её губам, не в силах справиться с охватившими его эмоции. Адриан прекрасно понимает, что именно имеет в виду Маринетт: за последние годы они хорошо сдружились вчетвером — он, Нино, Алья и Маринетт, и перед этими тремя замечательными людьми он может вести себя так, как хочет. Разумеется, с Ледибаг тоже — она его четвёртый, тайный, лучший друг. А ещё Хлоя: почти-сестра, почти-двойняшка, одновременно похожая и непохожая на него. Они — его отдушина в мире, где приходится носить маску в виде собственного лица.
— Спасибо, — он с благодарностью целует Маринетт в щёку, а потом и в губы, когда она поворачивается к нему. — Это очень много для меня значит. Я всегда боялся, что чем-то ненароком пугаю тебя.
— Ты видел свои фотки в моей комнате, — обречённо стонет она, вспоминая неловкий эфир несколько лет назад. — Это не похоже на то, чтобы я «пугалась».
Усмехаясь, Адриан нависает над Маринетт, опираясь о локоть. От неожиданности она замолкает и, прикусив губу, смотрит на него из-под своих офигенных ресниц.
— Я уже спрашивал о них у тебя. Ты сказала, что ты любишь моду.
— Мало ли что я говорила, — фыркает Маринетт.
Она неожиданно резко выгибается ему навстречу. Выдох вырывается из его груди, а Маринетт порывисто целует Адриана, прежде чем заговорить снова.
— Я устала делать вид, что ты мне безразличен, — произносит она, и сердце Адриана замирает. — Если ты хочешь, чтобы мы были вместе, тебе стоит привыкнуть к тому, что я могу быть несколько… одержима тобой.
Вопреки смущению Адриан удобнее устраивается между её бёдер; он медленно проводит ладонью по её волосам, раз за разом перебирает пряди, пытаясь собраться с мыслями. Чистосердечное признание Маринетт зеркально отражает его собственное состояние. Он и впрямь одержим ею, и, похоже, это вовсе не лечится.
А потом на его губах появляется дурацкая ухмылка; Маринетт слегка напрягается, когда он весело сверкает глазами.
— Значит, всё это время ты?..
— Мне стыдно за ту себя, за эту себя, за свои ноги, потому что лучше бы я пришла в брюках, честно слово, в них хотя бы лежать было бы спокойнее. Я стеснялась, стесняюсь и буду стесняться дальше, особенно если ты продолжишь так лежать на мне и доводить меня до исступления, потому что, право, я не знаю, как совладать с эмоциями, — тараторит Маринетт и жутко краснеет. — Просто дай мне умереть, пожалуйста.
Она отворачивается и досадливо стонет куда-то ему в плечо, отчего Адриана насквозь прошибает очередной волной возбуждения, и он опасается, как бы Маринетт не стало несколько… дискомфортно из-за некоторых особенностей мужского организма. Но он только смеётся и ласково кусает её за подбородок.
— Это было довольно проникновенно, мадемуазель.
— Я старалась, — фыркает она ему в плечо, и пару минут они оба сдавленно хохочут.
Нет, они не пьяны из-за выпитого сегодня алкоголя. Магия, струящаяся по их телам, позаботилась об этом. Они веселы и расслаблены только потому, что не нужно наконец прятаться хотя бы друг от друга и собственных ощущений.