– Понятно, – Потянула я. – Ну, нужно сходить, устроить нашим скрытникам сюрприз.
– Отлично! Значит решено. Начинай собираться, мы с ребятами будем рядом с твоим домом примерно в два.
Не дождавшись моего ответа, подруга скинула звонок.
Я прислушалась к звукам в доме. Тишина. Время 10 утра.
(значит, либо ушла, либо опять забылась за своими картинами)
Я вышла из комнаты. На кухне порядок – значит, все же картины.
Заглянув к матери, я не увидела ничего нового: она сидит у мольберта в полу-скрюченном положении, а вокруг нее валяются карандаши и кисти. Пол, стены, все поверхности этой комнаты были заполнены ее картинами.
(я иногда задаюсь вопросом: как вообще в этой комнатке столько вмещается?)
Да и то, половину и картинами-то назвать можно с натяжкой: каракули, которые никто не может понять, а это пытались сделать многие. Сначала ими интересовались, их покупали. У мамы были толпы друзей и приятелей, которые восхищались ее талантом. Но со временем ее картины превратились лишь в пародию на искусство. А когда ей говорили, что она утратила свой стиль, творец картин огрызался, говоря, что они тупые и ничего не смыслят в искусстве. Так, постепенно, она утратила всех друзей, оставшись один на один с мольбертом и никому ненужными картинами. И со мной.
Я поспешила закрыть ее комнату, желая так и остаться незамеченной.
За сборами время пролетело быстро, и ровно в два часа мы с ребятами уже шли вдоль торговых улиц.
– Так во сколько у них начало?
– Ровно в пять. – Отозвался Джек. – Время еще есть, поэтому предлагаю посетить какую-нибудь кафешку. Я утром успел только кусочек пирога отхватить. – Он покосился на Лану.
Для той, конечно же, это не осталось незамеченным:
– Не смотри на меня так! Сам виноват! Сказал бы еще завтра об их выступлении!
– Так, ну началось. – Ник вклинился в перепалку, предотвращая последствия, которые пришли бы за ней. – Ладно. Я тоже голосую за кафешку. Утром не успел толком ничего перекусить. Джинни?
– Да, я тоже не против. Перекусить я бы не отказалась.
Я видела, что Лана хотела сказать что-то еще, но быстро передумала, оставив недосказанность внутри себя.
Договорившись зайти в нашу любимую кофейню, что была неподалеку от театра, мы двинулись в путь.
Когда мы добрались до кофейни, то времени на посиделки оставалось не так уж и много
(если сравнивать с тем, что обычно мы зависали в ней часами за бессмысленной болтовней),
поэтому мы не стали растягивать удовольствие, и уже через пару допитых чашек кофе мы были у входа в театр.
– Окей, ребята. Предлагаю не выдавать им своего присутствия сейчас, а обрушиться на них уже после выступления.
– Да, думаю так и сделаем. – Лана гордой походкой прошествовала вовнутрь.
Джек пошел следом.
– Как эти двое уживаются вместе? – Бросил Ник, придерживая для меня дверь.
– Спроси что-нибудь полегче. – Я шагнула навстречу богемной атмосфере.
Внутри театра было светло: стены, пол, даже потолок были вымощены плитками светлых благородных оттенков. Стены дополняли картины, тянущиеся вдоль каждого коридора; люстры, выполненные в минималистском стиле – никакой вычурности, никаких лишних деталей, которые могли бы нарушить гармонию и изыск этого места.
– Мы нашли наши места! – Из-за угла нам навстречу вышла Лана.
– Отлично. Идемте, скоро начнется спектакль.
Мы успели занять свои места точно тогда, когда начался спектакль; прозвучал третий звонок, и зал медленно погрузился в полумрак. Свет софитов остался только на сцене, где начало происходить действие.
Театр — один из видов искусства, где зритель может максимально близко прикоснуться к прекрасному: погрузиться в атмосферу того или иного действия, что происходит на сцене; прочувствовать на себе все внутренние переживания героев. Можно почувствовать, как тебя касается что-то прекрасное, совершенно новое. То, от чего по телу пробегают мурашки, которые способны вызвать как слова и монологи, так и простые движения тех, кто хочет нам что-то донести через это искусство. Прекрасный вид искусства.
Когда на сцене появились Пит и Тим
(они являлись одними из главных героев действия, и появились почти сразу),
шепот внутри нашей четверки затих.
Особенность этих двоих была в том, что они будто по щелчку пальцев умели перевоплощаться: скромные и тихие в жизни, они с легкостью становились частью сцены, принимали различные амплуа, перенимая на себя все качества персонажей, будто всегда были теми, кого играли. Их игра всегда приковывала к себе взгляд зрителя и завораживала.
По окончанию спектакля, когда зал взорвался громкими и щедрыми аплодисментами, братья синхронно повернулись в нашу сторону, будто знали, что мы здесь и где именно нас искать.