— Так оно и было, — кивнул головой Страйкер.
Он тоже помнил этот день. Хрупкая девичья фигурка, спокойное, словно застывшее лицо и ничего не выражающие синие глаза… Она слушала убийственную характеристику директрисы без малейших признаков гнева или смущения. Как будто речь шла не о ней. Кажется, самообладание Темпест стало для почтенной дамы главным доказательством ее испорченности.
Родители Темпест поверили всем обвинениям. Казалось, должен был поверить и Страйкер. Но что-то подсказало ему: эта девочка не способна на то, в чем ее обвиняют.
— И ты ничего не ответила, — подсказал он.
— Не совсем так, — уточнила она. — Я послала тебя куда подальше. И ты думаешь, когда-нибудь об этом сожалела?
— От тебя дождешься!
Темпест поцеловала его в щеку:
— А сейчас жалею. Пожалуйста, прости меня!
— Что за детские поцелуйчики? — строго отозвался Страйкер. — А ну-ка поцелуй меня, как жена мужа!
— Не сейчас.
— Как, уже садимся?
— А ты не заметил?
Остров, где им предстояло провести две недели, был словно сияющий изумруд на сапфировой глади моря. Лишь красное пятнышко крыши, едва заметное с воздуха, говорило о том, что в этом раю изредка появляются люди. Гидроплан приводнился и подплыл к причалу, поднимая за собой шлейф сверкающих брызг. Страйкер и Темпест со всеми своими пожитками сошли на берег, и самолет исчез в небесах. Влюбленные остались одни, словно Адам и Ева в райском саду.
— Ну что скажешь? — спросил Страйкер. Сам-то он здесь уже был несколько лет назад, когда улаживал одно дело в Нассау.
— Пока не знаю, — отвечала Темпест, возясь с тяжелым чемоданом.
Страйкер подошел и молча взял у нее чемодан. Темпест нахмурилась.
— А ты понесешь вещи, когда будем улетать, — объяснил он.
— Какой ты стал рассудительный! Мне это не нравится. Может, покричишь на меня, как раньше?
Страйкер рассмеялся в ответ:
— Крик хуже действует. И потом, даже если я знал, что поступаю правильно, что ты сама же потом будешь меня благодарить, — все равно меня мучила совесть.
Темпест резко остановилась и обернулась к нему:
— Правда?
Страйкер кивнул. Он улыбался, но глаза оставались серьезными.
— Конечно. Почему, ты думаешь, я решил пройти тот курс выживания вместе с тобой? Поверь, во второй раз мне было ничуть не легче, чем в первый!
Темпест уперла руки в бока и ошпарила его гневным взглядом.
— Ах ты мерзавец! Все десять дней ты уверял меня, что тебе это мучительство нравится! У меня до сих пор, как вспомню, все тело ломит! А какую гадость приходилось там есть! Так плохо мне не было даже в этих чертовых джунглях!
Темпест стояла, выпрямившись и гордо откинув голову, и солнце золотило ее рыжие кудри. Сейчас она была прекрасна, как никогда.
Страйкер громко расхохотался и, опустив чемоданы, протянул к ней руки. Темпест бросилась к нему. Страйкер подхватил ее и закружил в воздухе.
— Радость моя, мне это и вправду нравилось! Я был просто счастлив, потому что все же заставил тебя пройти этот курс — не силой, так хитростью. Я знал, что теперь ты не пропадешь даже на необитаемом острове! Поверь, для девушки, которая сперва действует, а потом думает, такие навыки вовсе не лишни.
У Темпест закружилась голова; чтобы обрести равновесие, она положила руки Страйкеру на плечи.
— Это было в тот год, когда ты подарил мне нож. — Одной рукой она извлекла из кармана платья складной швейцарский ножик со множеством лезвий и всяких секретов. — Я никогда о нем не забывала. — Лицо ее стало задумчивым: она вспоминала, сколько раз этот нож спасал ей жизнь. Но еще чаще придавала ей сил одна мысль о том, что кто-то на этом свете помнит ее и заботится о ней. — Знаешь, иногда, когда мне бывало грустно и одиноко, когда я скучала по дому, я доставала этот нож, смотрела на него и думала о тебе.
Она подняла голову и взглянула на Страйкера так, словно в нем одном был для нее заключен весь мир. В каком-то смысле так оно и было. Только сейчас Темпест начала по-настоящему понимать, что значил для нее Страйкер все эти годы.
Страйкер опустил ее на песок и крепко прижал к себе. Глаза его горели желанием.
— Я помню, как он выпал из кармана, когда я раздевал тебя в джунглях, — прошептал он, привлекая Темпест к себе так, чтобы чувствовать каждый изгиб ее тела.
— Может быть, хотя бы зайдем в дом?
Страйкер оглянулся на посыпанную песком дорожку, ведущую к зарослям акации. Затем наклонил голову и страстно поцеловал Темпест, как бы предупреждая, что откладывает свое намерение очень ненадолго.