Страйкер молчал, слегка улыбаясь, и ждал следующей реплики.
— Но ваш брак… он же ненастоящий! — промямлил Роджер, хмуря белесые брови и бросая взгляд искоса на непривычно молчаливого отца.
— Самый настоящий, Родж, — ответила Темпест и положила голову Страйкеру на плечо.
— Не называй меня Родж! Ты же знаешь, я этого терпеть не могу!
Темпест смотрела на своих родных так, словно видела их впервые. «Почему? — думала она. — Почему Роджера нельзя называть уменьшительным именем? Эти люди выдумали себе сотни бессмысленных правил и возвели их в ранг закона. Нарушитель карается выговором; за особо тяжкие преступления полагается бойкот». Но Темпест больше не боялась наказания. Она свободна и никому не позволит помыкать собой. Она не хочет обижать родных: но ни страх, ни любовь не помешают ей вырваться из клетки, отворенной для нее Страйкером.
— А я терпеть не могу, когда меня обрывают на полуслове. Интересно, почему никто из вас даже не подумал сделать то, что первым делом сделал наш старый дворецкий, — поздравить нас и пожелать счастья?
Темпест снова обвела глазами родных, подолгу задерживаясь взглядом на каждом из них. Левой рукой она в знак молчаливой благодарности сжала руку Страйкера. На этот раз Темпест не кричала, не выходила из себя. Она была совершенно спокойна.
— Дорогая, я уверена, никто не хотел тебя обидеть, — в первый раз послышался голос Шарлотты Кинг.
— Да, конечно. Никто не хотел меня обижать — однако до сегодняшнего дня всем это прекрасно удавалось. Но отныне с этим покончено. Как и почему мы поженились — наше дело, и только наше. Что будет с нами дальше, тоже вас не касается.
— Юная леди, как вы разговариваете с матерью? Не забывай, Темпест, что мы — твоя семья!
— О вас забудешь! — горько отозвалась Темпест и, овладев собой, продолжала: — Я люблю вас всех. Но не настолько, чтобы приносить себя в жертву вашим амбициям. Я не такая, как вы. И никогда не стану похожей на вас. Я устала с вами бороться. Любите меня, но не навязывайте мне своих взглядов на жизнь!
— Темпест!
— Темп!
— Вы забываетесь, юная леди!
Промолчал один Роджер.
Страйкер молча поднялся и протянул жене руку. Они повернулись и вместе пошли к дверям. Артур сделал шаг вперед и остановился.
— Страйкер! Не можешь же ты так уйти!
Страйкер повернулся и смерил босса взглядом.
— Артур, вы не у себя в кабинете. Здесь я не подчиняюсь приказам.
Артур нахмурился, стараясь сдержать гнев. Нет, он не может потерять Страйкера. Такого начальника службы безопасности мечтают иметь едва ли не все крупные корпорации; стоит Страйкеру уволиться — и его тут же пригласят на новую работу с такой же, а то и большей зарплатой и льготами.
— Нам нужно поговорить! — Почти умоляюще Артур протянул руки к Страйкеру и дочери.
— Не здесь и не сейчас. Много лет вы, Артур, посылали меня на выручку дочери. И я спасал ее — ради вас, но прежде всего потому, что любил ее. Мне казалось, что и вы ее любите. Но сегодня я начал в этом сомневаться. — Он взглянул на Темпест — на женщину, которую выхаживал от лихорадки в джунглях, которая охраняла его сон, которая проделала с ним томительный многодневный путь, от которой он не слышал ни слова жалобы. — Темпест — моя жена, и я за нее отвечаю. И никому — слышите, никому! — я не позволю обижать ее и причинять ей боль.
Артур уже открыл рот, готовясь стереть наглеца в порошок, но в этот миг на плечо ему мягко легла рука жены.
— Так вы останетесь на обед? Наш повар приготовил любимый торт Темпест, и всем нам не терпится услышать рассказ о ваших приключениях в джунглях.
Темпест смотрела на мать, открыв рот.
— С удовольствием, — ответил за нее Страйкер и улыбнулся Шарлотте — маленькой женщине, очень похожей с Темпест, если бы не мягкий и покорный взгляд голубых глаз. Никогда прежде на его памяти Шарлотта не возражала мужу. Но может быть, он недооценил ее, и теперь у Темпест появилась союзница?
— Какая ты сегодня тихая, — заметил Страйкер, обнимая Темпест и привлекая к себе.
Они стояли в маленькой прихожей. Квартира Страйкера задумывалась как светлая и уютная; но сейчас здесь стоял тяжелый, спертый дух, а пыльные комнаты казались мрачными. Впрочем, ни Страйкер, ни Темпест этого не замечали.