Выбрать главу

— Помогло, — подтвердила Патти. Взглянула на Ната и улыбнулась.

* * *

— Прошу номер пятьдесят три, — сказал генеральный секретарь.

Пожарный Хоуард спросил его:

— А какой номер у вас?

Генеральный секретарь улыбнулся:

— Шестьдесят. До меня еще семеро.

— И один из них я, — сказал Хоуард. — У меня пятьдесят восемь.

Генеральный секретарь снова улыбнулся.

— Я вас поздравляю. — И потом добавил: — С вами было приятно работать.

— Пожалуй, — предложил Хоуард, — нам бы стоило вместе выпить. Когда все кончится.

— С превеликим удовольствием.

Сенатор подошел к Кэрри Уайкоффу. В руке он все еще сжимал подсвечник.

— В следующий раз, Кэрри, — негромко сказал он, — я разобью вам голову. — И добавил: — Можете не сомневаться.

* * *

Она все еще сидела там, где губернатор ее оставил, на краю стола, чуть покачивая красивыми длинными ногами; ее спокойные голубые глаза все еще улыбались.

«Я всегда буду помнить ее такой», — подумал губернатор.

Всегда? Всегда. Целую вечность.

— Сейчас поедете вы, — сказал он. Видел, что она собирается возражать и поэтому тут же продолжил: — Да, потому что я этого хочу, потому что умоляю вас уехать, а если это звучит выспренне, вы меня извините. В такие минуты человек хватается за высокие слова.

— Бент, — она запнулась. Ее глаза перестали улыбаться.

— Я не хочу закончить свою жизнь низким эгоистичным поступком, — сказал губернатор. Неожиданно он улыбнулся. — Собственно, и это тоже эгоизм, признаю. Не могу избавиться от своего позерства.

Он подошел к ней и протянул руку.

— Идемте!

Они вышли из канцелярии, держась за руки. В зале, на этот раз все словно вымерло. Из приемника по-прежнему лилась музыка, но никто ее не слушал.

Губернатор сказал генеральному секретарю:

— Номер сорок девять пропустили, Вальтер. Вот она.

Кэрри Уайкофф, увидев это, раскрыл было рот, но тут же молча закрыл его.

В зале было тихо.

Генеральный секретарь улыбнулся Хоуарду:

— Значит, я ошибся, — заметил он. — До меня их еще восемь.

Бет воскликнула:

— Бент!

— С Богом, милая! — Губернатор заколебался, но все же улыбнулся: — И поймайте за меня отличную форель!

Отвернувшись, он быстрым шагом вернулся в опустевшую канцелярию.

* * *

— Шестьдесят один, — раздавался голос шефа пожарной охраны.

— Шестьдесят два!

Кэрри Уайкофф рванулся вперед. Сенатор загородил ему путь.

— У меня номер шестьдесят пять, — выдавил Кэрри и протянул руку с листком бумаги.

Сенатор мельком взглянул на нее, потом кивнул и шагнул в сторону.

— Точно.

Гигантская конструкция раскалялась все сильней. Огонь поднимался все выше и выше, разгоняя вечерние тени.

На площади стало уже темно и там включили прожектора. Фигуры, двигавшиеся в их лучах, бросали на стояв шее в дыму здание фантастические уродливые тени.

Толпа за полицейскими барьерами вела себя спокойно, никто не шумел и не кричал.

Постовой Шеннон сказал:

— Это мне кажется похуже, чем в аду, Френк.

— Ну да, — голос Френка Барнса звучал спокойно и серьезно. — Не видно только несчастных грешных душ.

Высоко над ними, все еще в лучах заходящего солнца, снова вынырнул спасательный пояс и двинулся в свой бесконечный спуск на крышу Торгового центра.

— Ты думаешь, им удастся спасти всех? — спросил Шеннон.

Барнс развел руками.

— Даже если получится, этот ужасный день никто никогда не забудет. — Он помолчал, потом добавил: — Никто из нас.

* * *

— Семьдесят шесть! — объявил шеф пожарной охраны. Он уже охрип от дыма и усталости. Закашлялся и никак не мог остановиться, разрывая грудь глубоким давящим кашлем.

Сенатор отвернулся от окон. Ему стало тяжело дышать. Он окинул взглядом весь зал.

На противоположной стороне у противопожарных дверей белела скатерть, прикрывавшая останки Гровера Фрэзи.

В кресле возле них сидел кто-то, обвисший как мешок, запрокинув голову с открытым ртом. Сенатор не знал кто это, но, как ему показалось, человек уже не дышал.

Бен Колдуэлл лежал на полу посреди комнаты, там, где упал. Его тело скорчилось в позе эмбриона. Он не двигался.

Официант, сидевший на полу, протянул сенатору бутылку. По его лицу блуждала безумная ухмылка.

— Большое спасибо, — ответил сенатор. — Но я пока подожду. — Голос его звучал глухо и тяжело. Он с трудом выпрямился и направился в канцелярию.