Ты понимаешь это по-своему и уже ведёшь меня к кровати, стаскивая с меня рубашку с коротким рукавом. Нет-нет, Гил. В кровати полно этих мелких существ. Они будут вгрызаться в наши тела, нет. Пытаюсь оттолкнуть тебя, но тебя это лишь веселит, раззадоривает. Для тебя это всё наши игры, которые мы так любим устраивать. Ты, наконец, укладываешь меня на кровать, и я почти чувствую, как несуществующие насекомые зарываются в мои волосы, как они ползут по моему телу. А твои поцелуи, что жгут кожу шеи, доставляют такое острое удовольствие, что хочется отпихнуть тебя и избить. Бить так, чтобы боль приносила удовольствие, столь же острое, сколь и ты доставляешь мне. Бить, чтобы кости хрустели, а кровь струилась по сбитым костяшкам. А потом целовать и целовать тебя, забирая твою боль, плача вместе с тобой, слизывая кровь. Но ты всё так же неумолим, держишь мои руки, и я понимаю, какой ты на самом деле сильный – моё сопротивление тебя не останавливает и даже не мешает. Язык твой, горячий и чуть влажный, скользит по груди ниже, а я не могу держаться и кричу в голос, умоляю тебя остановиться, но ты не слушаешь. И я начинаю брыкаться сильнее, чувствуя, как с твоего языка соскальзывают новые пауки, вгрызаясь в меня, устраивая во мне гнёзда. Выбиваюсь из твоих рук и яростно принимаюсь расчёсывать своё тело, царапая себя ногтями, отрывая кожу, вонзаясь в мясо. Кровь течёт, руки дрожат, боль растекается по телу, но они прячутся всё глубже, они хотят добраться до моего сердца, я просто уверен! Надо их сжечь… сжечь… чем?.. Хватаю зажигалку с полки и принимаюсь жечь свою плоть, пытаясь выгнать из-под неё жаждущих крови и плоти насекомых
Я проснулся от собственного вопля. Сон… всего лишь сон. Какое счастье! Руки целы, живот и грудь целы. По телу стекают капельки холодного пота, дышу с трудом.
– Что такое, Арти? Дурной сон? – твоё сонное бормотание успокаивает меня лишь больше, и я ложусь рядом, обнимая тебя.
– Да. Сколько времени?
– Почти половина пятого утра. Спи, малыш, – целуешь в лоб и тут же засыпаешь сам.
А я ещё долго лежу и думаю, сон это или нет. Сплю ли я сейчас? Или это взгляд из сна в сон? Взгляд изнутри на меня самого? Есть ли ты? Да, я уверен, ты есть. Спокойно вздохнув, засыпаю. И на этот раз сны меня не беспокоили, и я смог выспаться и даже проснулся днём в твоих объятиях. Спокойствие, которого так давно не было в моей душе, наконец, пришло ко мне. Не знаю, надолго ли.
========== Часть 2 ==========
Прохладный ветер треплет волосы, и я чуть ёжусь на этом ветродуе, ожидая, когда Гилберт всё-таки выйдет из офиса, чтобы провести меня во внутрь. С того дня, как мне снилась всякая дрянь, а апатия отступила, прошёл почти целый месяц. Случались заскоки вроде нескончаемого смеха, но я уже не обращал на это внимания. Сейчас я был сосредоточен на том, чтобы не убить каждого, кто посчитает, что я странно выгляжу. Конечно! Чтобы сказали вы, если бы вдруг встретили человека с от рождения белыми волосами? Нет, я не альбинос. Природа у меня такая. И, признаться, я и сам не знаю, почему. Кроме того. Часто ли вы встречаете парня в обтягивающих брюках да в высоких сапогах на небольшой платформе? Вот и я не так уж и часто таких вижу. А жаль, очень жаль. Впрочем, такой вид я выбрал только для своего любимого, шучу, отца. Собственно, именно для этого я и явился на работу к своему любовнику, у которого, в принципе, работаю сам. Но об этом ещё немного позже.
Возле офиса моего возлюбленного всегда дикий ветер, и это меня невероятно бесит. Особенно сейчас, в конце осени, когда кругом и так холодно, мокро и грязно, а тут ещё и ветер, который из рук вырывает сигареты. Чёрное, мрачное здание, кажется, готово вот-вот рухнуть и похоронить меня под собой. Но оно невероятно-прочное. Повернувшись к ветру спиной, я, наконец, смог, закурить и сделать глубокую затяжку. Какое невероятное облегчение! Просто гора с плеч. Впрочем, никаких гор на моих плечах не валялось уже почти около месяца, так что я преувеличиваю. Наконец, я заметил приближающуюся ко мне фигуру в развевающемся чёрном плаще. Про себя я ухмыльнулся. Его хлебом не корми, дай выпендриться. Например, надеть чёрный кожаный плащ и тяжелые военные берцы на работу при том, что он директор крупной компании. Посмеиваясь и фыркая, двигаюсь ему навстречу. А он морщится, недовольный происходящим – ветер растрепал его волосы. Ха. Наивный. Я-то додумался через полчаса на диком ветру собрать волосы в хвост, а он за несколько лет не научился так делать. Впрочем, я мог и сразу догадаться, но не в этом суть. Едва мы оказались в радиусе действия собственных рук, как Гилберт сгрёб меня в объятия и тут же поцеловал. У него неожиданно мягкие губы, пусть иногда он и целуется грубовато, что мне очень и очень нравится, они тёплые, а горячий язык уже хозяйничает у меня во рту. Так, поговорить с отцом и тащить этого красавчика в туалет, пока тёпленький. Наконец, жаркий поцелуй закончился, и я смог вдохнуть воздуха.
– И я рад тебя видеть, – судорожно выдыхаю и, схватив его за руку, тащу к зданию компании.
Тихо посмеивается и вскоре подстраивается под мой шаг. Я чуть ниже его, но при этом хожу чуть быстрее. Так уж получилось – жизнь научила. Не можешь дать отпор, так научись быстро съёбываться. Наконец, двери в здание открылись и я шагнул в хорошо освещённый холл, тут же принимаясь отогревать пальцы горячим дыханием. Я замёрз насмерть и теперь готов был обнимать хоть вонючего шимпанзе, лишь бы нормально согреться. Естественно, тут же пошли естественные человеческие процессы, и из носа потекло в три ручья. Чёртова поздняя осень! Вытаскиваю платок и высмаркиваюсь, на что Гилберт смотрит с неподдельным ехидством и толикой сочувствия:
– А я тебе говорил витамины пить.
– Я тебя к праотцам отправлю за ещё одно такое заявление, – бормочу, складывая платок и убирая его в карман.
О, счастье есть. Тепло, нос чист, Гилберт рядом. Но мою иллюзию тут же нарушил мой же любовник.
– Идём уже. Не хочу, чтобы ты опоздал.
Заходим в лифт, стены которого отделаны зеркалом. Нажав на кнопку «29» этажа и дождавшись, пока двери закроются, Гилберт тут же подался вперёд, и я даже не думал противиться, отвечая на поцелуй. Всего-то ничего прошло по времени, а я уже истосковался по этим прикосновениям. Чёртов засранец! Я его готов был изнасиловать прямо там! В тесной кабине стало душно, жарко, пальцы поползли вверх по спине Найтгеста, зарылись в его кудри, тут е с силой впиваясь, чуть оттягивая назад. Тихо пикнуло, и мы были вынуждено отлепиться друг от друга, а затем вывалиться в коридор – благо, пустой – и направиться к кабинету Гилберта. Ничего не изменилось. Ковровые дорожки по коридорам, растения в горшках, большие окна, фонтанчики в холле этажа, диванчики для ожидания – красота. Красота и напыщенность. Ухмыляюсь про себя. Да, его семейка как всегда – в своём репертуаре. Он не замечает и самодовольно улыбается, чуть щурясь, точно коршун на охоте. Открывает двери и… пусто. Значит, мой горячо любимый отец ещё не пришёл. Отлично. Воспользовавшись случаем, я не завалил Гилберта на диванчик, а плюхнулся в его директорское кресло и закинул руки за голову. Всегда обожал это делать! Гилберт снисходительно улыбнулся и уселся на диванчик у стены. Кабинет был не очень большим. Даже так – приятно маленьким. Но в нём было столько всего, что взгляд не знал, за что зацепиться. Картины, украшения, антикварные шкафы с папками и книгами, столь же антикварные стулья и прочая мебель, жалюзи на окне, сделанные под дерево, идеальный порядок на столе – явно наводил сегодня, поскольку даже пыли нет – и очень удобное кресло. Взгляд в самом деле скользит по всему, не зная, на чём остановиться. Встаю с кресла и подхожу к одному из шкафов. Моя фотография в резной рамке бросалась в глаза первой. Я и в самом деле так женоподобен, как здесь? Окинув старую фотографию взглядом и вспомнив осунувшегося себя, я мрачно ухмыльнулся – похож, как же. Гилберт к тому моменту бросил, что пойдёт и попросит принести кофе и позвать моего отца, и вышел из своего кабинета, вновь оставив меня наедине со своими мыслями и тиканьем антикварных напольных часов. Помнится, валяясь здесь на диванчике, ожидая, пока Гилберт закончит возиться с документами, я всегда ждал их звона. Он казался мне мелодичным, протяжным и невероятно трагичным. Теперь же я смотреть на них не могу – противное тиканье не умолкает, становится всё громче и громче, как если бы некий маньяк стоял у меня над ухом с часами. Столь яркая картина возникла перед глазами, что я мигом повернулся. Нет, просто показалось. Просто воображение разыгралось. А часы, как стояли, так и стоят. Ничего особенного. Возвращаюсь к столу и вновь сажусь в кресло, начинаю перебирать бумаги, чтобы занять себя хоть чем-то и отвлечься от этого чёртового тиканья. Кажется, у меня начинает дёргаться веко от этого звука. Ну, всякое бывает, Артемис, спокойно, спокойно. Да какое тут к чёрту спокойствие?! Откидываюсь в кресло и почти что с яростью запускаю пальцы в волосы. Мало того, что тиканье меня раздражает, так ещё и эта встреча с отцом. На душе скреблись кошки, запуская длинные, грязные когти во всё, что попадалось, заставляя поморщиться. Закрываю глаза и замираю в таком положении, запустив пальцы в волосы. Я побаивался своего отца и ненавидел. Он был сильнее меня. Намного. А в таком кабинете я вряд ли смог бы от него ускользнуть куда-то, если он вдруг вздумает снова приложить меня головой о стену или придушит. Больное моё воображение рисовало мне всё новые и новые картины, преобразовывая моего отца в неведомого зверя, который выдирает мои внутренности, сжирает их, измазываясь в крови, размазывая её и мне по лицу тоже. Мерзко, отвратительно. Меня снова колотит дикая дрожь, обнимаю себя за плечи и лишь плотнее жмурюсь, стараясь выгнать дурные картинки из своей головы.