Какой-то дьявол внутри нас заставлял нас самым жестоким образом дразнить нашу мать. Однажды я поехал на велосипеде в Ситтингборн, потом позвонил домой и притворным голосом сообщил, что пострадал в аварии. Моя мать немедленно позвонила в больницу и в службу скорой помощи и обезумела от беспокойства, прежде чем узнала, что я натворил. На этот раз она вышла из себя и устроила мне взбучку, отчего я почувствовал себя маленьким, подлым и невнимательным. Еще один постыдный инцидент касался флакона с нашатырным спиртом, которым я убивал бабочек, предназначенных для моей коллекции. Однажды я протянула бутылку своей матери и сказала: "Вот, понюхай это", - что она и сделала, чуть не задохнувшись от едкого запаха.
Почему мы вели себя так ужасно? Я могу только предположить, что это было из-за того, что у нас не было никого, кто мог бы обуздать наши природные инстинкты - не было отца, который бы пресекал бездумное свинство маленьких мальчиков. Я думаю, что на самом деле мы были вполне нормальными и жизнерадостными, и натворили столько бед только потому, что некому было нас остановить. Я также полагаю, что мы были довольно избалованы, потому что моя мать была слишком добра к нам. Конечно, мы возмущались любыми попытками навязать нам дисциплину: отсюда и наши попытки избавиться от нянь. Какой бы ни была причина, моей матери приходилось вести бесконечную борьбу за поддержание хоть какого-то порядка среди хаоса, который мы с Майклом невольно создавали.
Единственное время, когда она действительно держала нас под контролем, было ночью, потому что после того, как она читала нам, мы были так измучены своими усилиями, что мгновенно заснули. Однако темные часы были отнюдь не мирными, потому что над головой бушевала воздушная война, и однажды ночью убегавший немецкий пилот сбросил на деревню связку из десяти бомб. Одна из них приземлилась перед пабом и с вероятностью один к миллиону упала прямо в колодец за дверью, так что основная сила взрыва была локализована. Еще несколько упало на нарциссовом поле, и взрывная волна обрушила потолок в спальне Майкла, осыпав его кроватку пылью и штукатуркой. Когда его вытаскивали из-под обломков, он сделал замечание, которое - хотя он и скопировал его у няни Тернбулл - попало в местную газету. "Я отберу сапоги у этого человека, Гитлера!" - воскликнул он, и эта фраза вошла в наш семейный лексикон: с этого момента мы пригрозили отобрать сапоги у любого, кто будет нам особенно досаждать.
Я думаю, что для моей матери было немалым облегчением, когда пришло время отдавать меня в школу-интернат. Пока мой отец был жив, он записал меня в Сент-Питер-Корт, подготовительную школу с высокой репутацией в Бродстейрсе, всего в нескольких милях от Бордена. Но с началом войны школа была эвакуирована в Девон, и поэтому, когда осенью 1942 года я в возрасте восьми с половиной лет отправился специальным поездом из Паддингтона, мне предстояло долгое путешествие в неизвестность.
Глава 2. Неохотно идем в школу (1942-1951)
Сент-Питер-Корт2 был основан в 1898 году Эй Джеем Ричардсоном, но человеком, прославившим это заведение, был преподобный Джеральд Риджуэй, присоединившийся к коллективу в первые дни его существования, а затем в течение многих лет бывший его директором. Под его руководством Сент-Питер-Корт приобрел высокую репутацию, что нашло отражение в том факте, что королевская семья выбрала его как для принца Генри, герцога Глостерского, так и для принца Георга, герцога Кентского. У школы сложились особые отношения с Харроу, и многие мальчики отправились туда, хотя некоторые поступили в Итон.
В моральном плане Риджуэй был человеком честным, насколько это вообще возможно, и в свое время он, несомненно, был первоклассным директором школы. Но к тому времени, когда я познакомился с ним, ему было за семьдесят, артрит скрючил его, и он отчасти утратил хватку. Для мальчиков он был "Мешком" - намек на объемистые брюки-четверки, которые он предпочитал, или "стариком Риджуэем", чтобы отличить его от его сына Чарльза, или Чарли, довольно никчемного холостяка, который провел свою жизнь в тени отца и со временем получивший по наследству пост директора школы. Самой сильной личностью в семье была миссис Риджуэй, известная нам как Миджей, невысокая, дружелюбная, домашняя женщина, которая неустанно руководила администрацией школы. Несмотря на то, что она была такой властной, что никто не мог с ней спорить, она была еще и доброй: обращалась с мальчиками как со взрослыми, и мы любили ее.