— Сергей, я ранен. Смертельно ранен, — произнёс голос. — Пробито лёгкое и печень. Регенерация уже не спасёт. Заклинаю тебя — уничтожь контейнер! Я знаю, я чувствую, что и ты сейчас ранен и, похоже, контужен. Возьми себе несколько капель крови Фелана. Его S — эндорфины уникальны. Они излечат тебя. Поторопись и помни — пыльца не должна попасть ни в чьи руки. Завладев чужими умами, человечество погубит себя. Оно ещё не готово. А теперь прощай, аномальщик, не поминай меня лихом...
Контакт прервался, и Сергей вздрогнул как от неожиданного ожога. Он понял — профессор только что умер. Умер человек, который мог бы перевернуть весь мир кверху тормашками. И, возможно, новый мир оказался бы куда совершеннее нынешнего. Возможно...
Я встал с кучи опилок и, морщась от боли и хромая, подошёл к Веронике.
— Тебе нужна моя кровь, — проворчал Фелан. — Я слышал хозяина. Я знаю, что его больше нет.
— Да, его больше нет, — сказал я вслух.
— Кого? — вскинулась Вероника, неспособная слышать мысленный разговор. — О ком ты говоришь, о папе? Что с ним?!
— Нет, — покачал я головой, — про твоего отца мне ничего не известно. Только что скончался от ран профессор Полянский.
— Откуда ты знаешь? — изумилась Вероника и посмотрела на меня подозрительно: не бред ли это, вызванный недавней контузией.
— Потом объясню, — отмахнулся я и присел ближе к Фелану.
Шея, голова и правый бок волка были наскоро забинтованы. Сквозь белизну бинтов бурели пятна выступившей из ран крови.
— Возьми кровь из шеи, — посоветовал волк. — Там рана ещё не затянулась.
Я последовал совету и принялся сматывать бинт с шеи Фелана.
— Сергей, что ты делаешь?! — воскликнула Вероника, явно подозревая меня в помешательстве.
— Так надо, — заверил я и макнул палец в сочащую сукровицей рану.
После этого я нетерпеливо сорвал бинт с ноги и, закусив от боли губу, приложил смоченный кровью волка палец к своей незажившей ране.
Первые несколько минут ровным счётом ничего не происходило. По-прежнему раскалывалась голова и ныли разом все полученные от взрыва раны.
По прошествии ещё нескольких минут я явственно увидел, как стягиваются края на разорванной осколком коже, как сворачивается и сохнет сочащаяся из раны кровь. Уже через четверть часа от грубого безобразного шрама осталась лишь бледная розовая полоска.
— Что это было?! — с суеверным ужасом наблюдая за чудесным исцелением, произнесла Вероника.
— Регенерация, — не вдаваясь в детали, пояснил я. — Побочное действие симбиотов.
— Так значит, отец не лгал, когда говорил о мне лекарствах из симбиотов?!
— Не лгал, — кивнул я. — Он только не сказал тебе, что мистера Донована не интересуют лекарства. Его и британское правительство занимают лишь вопросы мировой гегемонии.
Прошло не менее получаса, прежде чем волшебные S — эндорфины восстановили моё изрядно потрёпанное тело. Остались лишь головокружение и лёгкая хромота.
Фелан также быстро шёл на поправку и вскоре потребовал снять с него все бинты.
— Вы прямо-таки терминатор! — в один голос заявили бойцы, наблюдавшие за моим стремительным возвращением в строй.
Прогресс с выздоровлением волка их впечатлил куда меньше. Волк — та же собака. А на собаке, как известно, всё заживает быстро.
Неожиданно зашипела и ожила рация одного из бойцов:
— Всем, кто меня слышит! Я — майор Шатохин, едва разобрал я неузнаваемо изменённый помехами голос. — Борт МЧС с группой быстрого реагирования атакован из ПЗРК. Падаем. Преследуемый нами внедорожник с госномером А648КН уходит в направлении федеральной трассы Е22. Всем, кто меня слышит! Я — майор Шатохин...
Раздался отчётливый металлический скрежет и голос смолк, оставив эфир лишь атмосферным помехам.
— Сколько отсюда до трассы, боец? — спросил я хозяина рации.
— Километров шесть, — быстро прикинул тот. — Только, вот догонять эту паскуду нам не на чем.
— Транспорт найдём, — заверил я. — Если память мне не изменяет, то где-то совсем рядом посёлок.
— Верно, Красный Маяк, — подтвердил боец.
— За мной! — скомандовал я и, подхватив автомат, бросился к видневшемуся невдалеке просёлку.
Вероника, Фелан и оба бойца последовали за мной. Вскоре я и волк начали отставать. Несмотря на чудесное исцеление, сказывались усталость и чувствительная потеря крови.
Наконец, показался мост через Ольховку и довольно приличный большак, накатанный лесовозами. По нему, поднимая пыль и прыгая на ухабах, неслась потрёпанная «Газель». Из её кузова торчали доски, трубы и прочий строительный хлам.
— А вот и транспорт, — весело выкрикнул один из бойцов, первым выбегая на середину дороги.