Этот случай буквально заставил соавторов сценария обратиться к сатирической прозе. Повесть по мотивам сценария была написана за четыре месяца, а журнал «Молодая гвардия» принял ее к публикации. Попутно выяснилось, что Рязанов с Брагинским удивительно подходят друг другу и им нужно вместе писать и в дальнейшем.
Фильм «расконсервировали», ведь теперь это была экранизация ставшей популярной повести, а не картина по оригинальному сценарию. Риск студии — а будет ли фильм успешным? — резко уменьшился. Однако, проблема с исполнителем главной роли осталась. Рязанову пришла в голову мысль занять и фильме Иннокентия Смоктуновского. Пожалуй, никто другой не мог быть в роли Деточкина и странным и естественным одновременно. Дальше начались очередные трудности. Сначала со стороны Госкино: Романову показалось возмутительным, что исполнитель роли Владимира Ильича Ленина в двух фильмах в следующем сыграет жулика. Рязанов пытался объяснить, что тот будет играть в другом гриме, но, на самом деле, спасло то, что Романов уходил в отпуск и ему уже было не до Смоктуновского.
Но тут съемочная группа получает телеграмму от Иннокентия Михайловича: «К сожалению, сниматься не могу. Болею». Рязанов пробует других замечательных актеров: Леонида Быкова, Леонида Куравлева, Олега Ефремова, но режиссер видит и главной роли только Смоктуновского. Тогда он едет в Ленинград, находит на даче болеющего Иннокентия Михайловича, уговаривает его согласиться на съемки и даже берет с него расписку с обещанием сыграть Деточкина. В итоге получается один из лучших фильмов Рязанова, который выходит на экраны страны в 1966 году.
Тот год был удачным для Эльдара Александровича. На даче Дика был телефон, а аппараты на его даче и на даче соседа — дирижера Кирилла Петровича Кондрашина — стояли параллельные. Кто первым поднимал трубку, тот просил перезвонить еще раз, если приглашали к телефону кого-то с другой дачи.
Однажды, подняв трубку своего аппарата, Рязанов услышал голос Нины Леонидовны, жены Кирилла Петровича.
— Эльдар Александрович, мы собираемся продавать нашу дачу. Я знаю, что вы хотели купить дом в поселке.
У Кондрашиных был небольшой финский домик, поэтому цену за него они хотели вполне подъемную. Вскоре Рязанов стал полноправным членом ДСК, а его семья, жена с дочерью, въехали в дом на Средней аллее. Их соседями стали Эмиль Гилельс и Александр Твардовский.
Помимо семьи Матусовских, которые и привели Рязанова в поселок, из соседей он дружил с Зиновием Гердтом, Орестом Верейским. Близкие отношения были с Григорием Баклановым, Владимиром Тендряковым. Орест Григорьевич Верейский был прекрасным художником, очень добрым и даже беззащитным человеком, поэтому и пользовался огромной симпатией многих жителей Пахры, которые ласково звали его Ориком. Однажды у него был день рождений, а Рязанов с женой уехали и не могли присутствовать. Зато Эльдар Александрович отправил ему поздравительную телеграмму из маленького заштатного городка, текст которой помнит до настоящего времени: «Без тебя, Орик, хлеб горек, водка сладкая, а жизнь гадкая». Больше всего Рязанова удивило, что текст на почте приняли без возражений.
Однажды осенью они с Гердтом съездили на машине в тульскую область. Домработница Гердтов была родом из тех краев, вот они и решили по сходной цене приобрести по мешку картошки у сельских жителей, ее родственников. Привезли мешки в Пахру, заехали на участок к Рязановым и начали автомобиль разгружать. Вынули с трудом из багажника мешок весом килограммов пятьдесят, оттащили метра на три, устали, решили передохнуть. Два интеллигентных человека, к тому же один из них хромой. Эту картину увидел с соседнего участка Александр Трифонович Твардовский, зашел к Рязанову, посмотрел на мучения двух дачников. Потом, ни слова не говоря, подошел к лежащему на земле мешку с картошкой, забросил его на плечо:
— Куда нести?
Показал физическое превосходство сельского жителя над городскими.
Вскоре Рязанов с женой разошелся. Уходя, он оставил ей с дочкой Ольгой все, включая и дачный дом. Однако поселок Красная Пахра уже настолько пленил Эльдара Александровича, что уехать из него сил не хватило. Со своей второй женой Миной Скуйбиной, редактором «Мосфильма», они стали снимать в поселке дом, снимали у Льва Шейнина.