Еще в аэропорту Джона Кеннеди пятилетний Артем впервые увидел и услышал множество людей, говорящих на незнакомом ему языке:
— На каком языке они говорят? — поинтересовался Тема у родителей.
— На английском.
После недолгого размышления сын сказал:
— А кто их заставляет говорить по-английски? Ведь по-русски же легче!
В Нью-Йорке они с сестрой Маришей учились в школе советской миссии при ООН. Учителя и программы были советскими, но погружение в англоязычную жизнь позволило Артему в совершенстве овладеть языком, что ему очень пригодилось впоследствии.
Однажды Генрих Аверьянович с Артемом подошли к одному из участников митинга против войны во Вьетнаме, и журналист спросил: «Вы действительно верите, что сможете этим плакатом что-то изменить?» Человек ответил: «Я хожу сюда не только для этого, но и для того, чтобы никому не удалось заставить меня изменить самому себе…» Артему было тогда уже лет десять. Когда они отошли, он спросил отца: «А что имел в виду тот человек?» Генрих объяснил. Как оказалось, Артем навсегда запомнил этот короткий разговор на Таймс-сквере. И всю свою журналистскую жизнь старался прожить так, чтобы никто не мог заставить его изменить самому себе, потерять самого себя.
Еще в детстве у Артема проявилось противоречие между его привлекательной внешностью и твердым не по возрасту, мужским характером. У него были длинные густые ресницы, придававшие мальчику особое очарование. Однажды кто-то из школьных друзей сказал Теме, что ресницы у него «девчачьи». Тема пришел домой, взял ножницы и к ужасу мамы под корень подстриг свои ресницы. К счастью, через несколько месяцев ресницы отросли, такие же длинные и загнутые кверху, как и были.
Впечатления от поездок в «горячие» точки неизменно ложились в основу новых пьес, книг, сценариев Генриха Аверьяновича. Его лучшей и самой популярной стала пьеса «Интервью и Буэнос-Айресе» о военном перевороте в Чили. Ее поставили больше сотни советских театров и несколько десятков зарубежных. Пьеса шла в Нью-Йорке, Париже, Мадриде, Токио и во многих других столицах. За нее Боровик был удостоен своей первой Государственной премии СССР. Журналистская и писательская карьера развивались вполне успешно.
А далее с Боровиком происходит нечто трудно объяснимое, если учитывать его статус журналиста-международника. В феврале 1980 года Генрих Аверьянович едет в Афганистан, куда в самом конце 1970 года были введены наши войска, чтобы защитить законное правительство Афганистана от повстанцев. Брежнев поначалу очень сомневался — нужно ли принимать такое решение, но генералы его уговорили. Обещали, что никакой гражданской войны там не будет, стоит только поставить в трех-четырех крупных городах по нашему гарнизону:
— Что вы, Леонид Ильич! Мы поставим четыре гарнизона в главных городах, и туда никто не сунется!
Однако все произошло совсем не так, как обещали генералы. Не только сунулись, но и втянули нашу страну в настоящую кровопролитную войну.
Перед командировкой студия «Мосфильм» попросила Боровика быть автором сценария художественного фильма, действие которого должно было разворачиваться в Афганистане и условиях войны. Уже был назначен режиссер фильма — Евгений Матвеев, тот самый, который сыграл молодого Леонида Ильича. С Генрихом Аверьяновичем студия заключила договор и даже выплатила аванс. Его на «Мосфильме» знали и верили в него. Еще и намекнули, что за такой фильм будет светить Государственная премия.
Проведя несколько месяцев в Афгане, Боровик понял, что не только не будет писать сценарий, но и вообще не сможет написать из Афганистана ни одной строчки того содержания, которого от него ждали. С ним откровенно говорили многие наши офицеры. Открывшаяся правда потрясла журналиста. Мы оказались совершенно не готовы к этой войне, допускали глупейшие ошибки из-за незнания особенностей ведения боевых действий в мусульманской стране, из-за незнания менталитета афганцев и условий горной войны. С нашей стороны гибло очень много людей. При этом начальство не рисковало докладывать в Москву о реальном положении дел, скрывало истинное число погибших и раненных, не решалось заказывать необходимое количество медикаментов и перевязочных материалов. Обстановка была безобразная.
В мае 1980-го Боровика вызывают в Москву в связи со смертью отца. Он прилетает и через несколько дней, похоронив отца, которого очень любил, сообщает «Мосфильму», что сценарий для фильма он писать не будет, потому что в Афгане происходит совсем не то, чего он ожидал. До отлета в Кабул у него оставалось несколько дней, и он решает идти в Кремль, чтобы там рассказать правду об Афгане. Как потом скажет сам Боровик: «Наверное, я был немного идеалистом. Полагал, что если я с чистыми намерениями, с уверенностью, что меня поймут, расскажу «наверху» правду, то ничего плохого мне за это не сделают. Наоборот — будут благодарны». Он хотел донести информацию об увиденном и собственные выводы до высшего руководства страны. Два друга Генриха Аверьяновича тогда работали в ЦК КПСС, Евгений Самотейкин — референтом самого Леонида Ильича и Николай Шишлин — консультантом ЦК КПСС. Брежнев в те времена все чаще болел, встретиться с ним никакой возможности не было. Друзья порекомендовали Боровику идти на прием к генералу армии Алексею Епишеву, начальнику Главного политического управления Советской армии. Принял Генриха Аверьяновича его заместитель, произвел на Боровика вполне неплохое впечатление, внимательно слушал, в чем-то соглашался, кивал головой. Боровик с фактами в руках доказывал, что наша страна повторяет в Афгане в некоторой степени те же ошибки, что и армия США во Вьетнаме. Сказал, что война бессмысленна и преступна, что ведение боевых действий в Афганистане не по плечу нашей армии.