Новосел всерьез взялся за благоустройство дачи. Стены обшил свежей вагонкой, из которой еще выступали капельки смолы, в кабинете приглашенные специалисты выложили камин из серого гранита с решеткой и дверками из латуни, красивый, но нещадно дымивший. Видно, что-то напутали с пропорциями. Окно кабинета выходило на север, на густой лес, возле него стоял громадный стол из мореного дуба, всегда заваленный рукописями. По стенам соорудили стеллажи до потолка, на которых громоздились бесконечные книги. По воспоминаниям дочери писателя, Ольги, «в кабинете царил удивительный запах — табачного дыма, пропыленных рукописей и книг (но попробуй только зайти с тряпкой — крик: «Не трогайте ничего, девочки. Разве не видите? У меня здесь идеальный порядок!»), и горьковатый запах обгоревших поленьев в камине, и еле уловимый запах металла и пороха — так пахли папины ружья, хранившиеся в узком деревянном шкафу со стеклянной дверью. Его гордостью было ружье знаменитой фирмы «Голанд-Голанд» с серебряной инкрустацией».
Семенов был страстным охотником, осенью ходил на лосей, кабанов, даже на медведей. Для охоты на уток писатель привез из Венгрии рыжего короткошерстного охотничьего пса по кличке Томми. Первое время даже команды ему подавал на венгерском языке, потом Томми обрусел, стал понимать и по-русски, но скучал, потому что на уток Семенов охотился редко. Томми делал стойки на ворон и галок. Однажды жиденький заборчик, обращенный к лесу, перемахнул громадный лось с ветвистыми рогами. Томми и московская сторожевая Долли зашлись в истеричном лае. Юлиан Семенович выбежал на участок, на ходу заряжая ружье, но время было упущено, лось легко взял забор на соседский участок и затерялся в зелени. После этого происшествия Семенов еще несколько дней держал заряженное ружье рядом с письменным столом, но оно не понадобилось.
С охотой связана и одна из трагических страниц в жизни писателя. Юлиан Семенович поехал с большой компанией на охоту на лося в Рузу, прихватив с собой и Екатерину Сергеевну. На месте их встретил егерь по имени Николай. Екатерину, как не способную стрелять по зверю, поставили вместе с Николаем в загон: нужно было идти в определенном направлении и производить как можно больше шума. Когда испуганная лосиха выскочила из леса, раздались частые выстрелы. В нее не попали, а вот егеря ранили. Он скончался по дроге в больницу. Следствие установило, что попасть в него могли двое: Семенов или актер Столяров. Семенов, не дожидаясь судебного заседания, сказал: «Независимо от решения суда беру на себя заботу о вдове и сыне», даже начал выплачивать им деньги. Это и послужило аргументом для признания его виновным: выплачивает, значит признал свою вину. Дали год условно, отобрали охотничью лицензию на два года. Потом он снова ездил на охоту, но, пожалуй, только для того, чтобы доказать себе, что он может. Удовольствия от этого занятия он уже не получал.
На крыльце, обращенном к калитке, была массивная деревянная дверь с полукружьем наверху: неотъемлемая часть всех пахринских домов большого размера. Сделаны эти двери были с потрясающей степенью унификации. Когда у Симуковых уже после смерти Семенова сгорела дача, то родственники Юлиана Семеновича отдали им дверь, которая лежала в сарае за ненадобностью: при очередном ремонте дачи вход переделали. Она идеально подошла к дверному проему крыльца Симуковых, даже подгонять не потребовалось.
Гостей принимали в самой большой дачной комнате — столовой. В центре стоял большой стол из светлой сосны, по бокам были длинные скамейки, сделанные из такого же дерева. Мебели в столовой было мало, только самое необходимое, выполненное на заказ местными умельцами по рисункам Семенова. В углу был высокий бар-стойка с хорошим выбором спиртного, напротив — угловой открытый буфет. Интерьер украшала картина Оскара Рабина, яркого представителя советского андеграунда, под названием «Христос в Лианозово». В характерной скрюченной позе на ней сидит пригорюнившийся Христос среди пустых бутылок и вскрытых консервных банок и смотрит с невыразимой печалью и добротой.
Юлиан Семенович обладал потрясающей работоспособностью, которая, как водится, породила слухи, что на него работают «литературные негры». Творческий процесс у него проходил в несколько обязательных этапов. Вначале он работал в архивах, изучал документы, очень много читал на выбранную гему, делал выписки. Потом набрасывал план очередной книги, продумывал сюжетные ходы, записывал имена и фамилии героев, связывал их друг с другом стрелками. На полях рисовал замысловатые геометрические фигуры, понятные только ему одному. Так рождался «скелет» произведения. Эту работу он проделывал, сидя за столом в клубах сигаретного дыма, курил очень много — до трех пачек в день. Затем на письменный стол водружалась пишущая машинка, на которой он порой мог работать с шести утра до полуночи. По свидетельству дочки Ольги: «Сидел папа в своем высоком кресле карельской березы (я его в детстве называла троном) на редкость красиво: широченная спина по-балетному пряма, лопатки сведены.