Нечаев постарался выпрямиться, но затекшее от однообразного сидения в кабине тело плохо повиновалось. Ладонь не очень лихо поднялась к правому виску.
— Товарищ полковник, лейтенант Нечаев ваше задание...
Баталов, огромный и сильный, шагнул навстречу, не дал договорить, сграбастал в объятия:
— Спасибо, сынок, отличился, не подвел авиацию!
На четвертый год дальневосточной службы, накануне годовщины Советской Армии, Баталова вызвал к телефону командующий авиацией округа. Антон Федосеевич снял трубку, кратко ответил:
— Полковник Баталов слушает.
— Ну вот, Антон Федосеевич, — с наигранной разочарованностью проворчал командующий. — Двадцать лет в армии служите, а докладывать правильно не научились.
— То есть как это? — опешил Баталов. — Не понимаю, товарищ генерал. По-моему, я выразился по-уставному.
— Отнюдь нет! — Командующий засмеялся. — Вы доложили мне с большой ошибкой. А ну-ка повторите.
— Полковник Баталов слушает, — растерянно повторил Антон Федосеевич.
— Не полковник, а генерал! — веско сказал командующий. — От всего сердца поздравляю вас, дорогой Антон Федосеевич, с присвоением вам высокого звания генерал-майора авиации. И с тем, что ваше соединение по результатам боевой подготовки вышло на первое место. Так что с вас причитается.
— Спасибо, товарищ командующий! — совсем уже смешался Баталов. — Служу Советскому Союзу!
Когда Аркадий пошел в первый класс новой городской школы, в доме Баталовых произошло новое событие. У Антона Федосеевича появилась Ирина. Произошло это неожиданно и, по мнению самого Баталова, крайне нелепо. Он повел Ирину домой с пышного предпраздничного банкета и остался у нее до утра. Домой заявился, когда Аркадий с новым дерматиновым портфельчиком уже торопился в школу. Вяло поцеловав сына в розовую щечку, Баталов разделся и пошел умываться. Долго шумел водой под краном, отфыркивался, чистил зубы. А выйдя из ванной, в упор встретился с сердитыми глазами Староконя.
— В штаб поедем, товарищ генерал? — осведомился адъютант с той крайней официальностью, к которой прибегал, когда был очень не в духе.— Машину вызывать из гаража?
— Подожди, я полчасика вздремну,— зевнул Баталов, делая вид, что не замечает этой перемены в настроении своего адъютанта.
Староконь закряхтел и не выдержал.
— Где это ты всю ночь пропадал, Антоша?
— Да так., к штабным учениям готовились, — отмахнулся было генерал, но старого служаку провести было невозможно. Поглядев на белую фланелевую нижнюю рубашку своего начальника, Староконь с холодной усмешкой изрек:
— Чтой-то я не видел, чтобы на штабных учениях генералам губной помадой исподнее мазали.
Баталов виновато промолчал.
— Да,— ворчливо протянул Староконь,— мужик ты справный, Баба, известное дело, тебе нужна, Об одном только прошу, Антоша, честь свою береги. И в дом кого попало не води. Не надо мальчонке сердце растравлять. Он и мне как родной.
— Постараюсь, — мрачно буркнул Баталов.
Ирину к себе домой он стал приглашать значительно позже, когда за окнами уже бушевала новая весна и сопки оделись в девственно-зеленый цвет. Аркадий в это время уехал на каникулы в лагерь, на берег Охотского моря. Высокая черноволосая женщина с пугливыми умными глазами не понравилась Староконю, и они сразу определили свое отношение друг к другу. Когда Баталов отвез ее домой и в полночь вернулся, Староконь лениво читал затертый номер иллюстрированного журнала. Неохотно встал при появлении генерала:
— Кушать будешь?
— Нет. Я в летной столовой перехватил,— соврал Баталов. На самом деле в гостях у Ирины он выпил всего-навсего чашечку кофе с конфетой «Мишка».
— Как знаешь,— непроницаемым голосом отозвался Староконь и кивнул на большой портрет, висевший над Аркашкиной кроватью. — Ты что же, Антоша? Думаешь, она Анну тебе заменит?
Антон Федосеевич устало обхватил руками колени, коротко сказал:
— Нет. Только не спрашивай меня больше об этом.
— Не буду,— дал слово адъютант и громче, чем надо, зашлепал домашними туфлями, направляясь спать.
Пока не было Аркаши, Ирина приезжала к ним ежедневно, выбирая те часы, когда Старо-коня не было дома. Если же она заставала Тараса Игнатьевича, тот, вежливо поздоровавшись, ледяным тоном обращался к Баталову: