— Не забывайся! Ты мой сын и долж… — Богояр’включил' того самого «отца», которого я знаю благодаря доставшейся памяти реципиента.
— Боярин! А ты что раскричался? — перебил я отца. — Тут моя власть. И по правде я могу тебе предъявить и то, что половцам меня сдал и мать убил… молчи! Здесь я говорю!
Я поднял руку уже собираясь отдать приказ увести Богояра, а его людей взять под стражу.
— Я понял, прости, сын, — даже как-то слишком, особенно для моего отца, покорно отвечал Богояр.
— Что там с кораблем? — спросил я, не собираясь отвечать на просьбу о прощении. — Кричали, что корабль подходит к нам.
— Так то Боброк в ночи у ворога скрал, — усмехнулся Ефрем, искренне радуясь за своего удачливого друга-диверсанта.
Я еще с вечера отправил Боброка, а с ним два десятка воинов, чтобы те не только разведали о количестве войск в стане мятежников, но и по возможности, похулиганили. Что-нибудь сожгли, траву подожгли, и я видел уже, что вдали что-то дымилось. Так и подумал, что имела место диверсия.
Нужно было держать противника в напряжении и заняться охраной своих объектов, как и периметра лагеря. Такой подход помогает несколько уменьшить силы неприятеля на передовой. И пусть нам не так уж и важно, двадцать тысяч против нас, или же восемнадцать, но по капле рождается ручей, из которого возникает река.
После я расспрашивал Богояра и тот, вроде бы, говорил мне правду о враге. Да, здесь не все войско мятежников. Часть половцев, во главе с ханом Башкордом, резвилась и грабила русские неукрепленные селения в Переславльском и Киевском княжестве. А еще оставили три тысячи воинов у Переславля, эти ратники держали город в осаде. А двадцати тысяч воинов, в понимании, как я думаю, излишне самоуверенного Игоря Ольговича, хватит, чтобы одержать решительную победу над Изяславом Мстиславовичем.
— Готовься, отец, будет сеча и ты, подчиняясь мне, пойдешь со своими людьми впереди. Если такое устраивает, то оставайся, если, нет, то будешь моим пленником, — выказал я свою волю, и Богояр, после неудачной попытки прожечь меня взглядом, согласился.
— Готовимся! — выкрикнул я, хотя это звучало только как напоминание, кто тут командующий, потому что все мое воинство и без того готовилось к первому штурму.
В этот момент появился радостный Геркул.
— Добро сработал, витязь-брат! Но добычу следует брать в спокойной обстановке, а не когда на тебя летят враги, — похвалил, но, одновременно, и отчитал, я Геркула. — Командуй! Закладывай нечистоты в горшки.
— Ты уверен, брат-тысяцкий? — спросил растерявший веселость, уже озадаченный Геркул.
Я кивнул. Понятно, что витязь опасается того, что мы слишком разозлим противника. Если начнем стрелять из катапульт отходами человеческой и конской жизнедеятельности, пути договориться уже не останется.
Казалось бы, а зачем это делать? Но тут я имел свои мысли. Во-первых, да, я хотел разозлить противника, чтобы враг попер всеми силами. У нас есть большой шанс загнать врага в наши ловушки. Мятежники уже понимают, что есть волчьи ямы, что на отдельных участках перед холмом разбросан чеснок и вырыты ямы. Ну и какой идиот попрет буром на такие вот сюрпризы? Только сильно разозленный идиот, униженный, оскорбленный. В бою нужен холодный ум, которого я хотел лишить своего противника.
Во-вторых нам самим нужно избавиться от нечистот, которые собрали в преизрядном количестве всего за пару дней. А еще едят тут, как будто плохо! Люди ходили по своим нуждам в вырытые ямки и в быстро сделанные деревянные кади. Мух, слепней, всяких оводов стало столько, что это уже ощутимая проблема.
А что, если рой мух возникнет перед вражеским воином? Ущерба, казалось, что и нет. Но пусть попробуют прицельно стрелять, когда мухи лезут в глаза, уши, рот и просто заграждают вектор стрельбы! Насекомых, действительно, ну очень много. Ну и кони… Они более чувствительны к насекомым. А тут и мухи, на удивление, больно кусачие.
В-третьих, я так отрубал любые мысли о сдаче. Человек с оружием, если только допускает мысль о том, что можно сдаться, начинает сильно осторожничать, не выпячиваться, чтобы после сказать, что вообще в сторонке стоял. И я таким вот «воинам» не оставлял шанса. Теперь все будут понимать, что биться нужно всерьез.
Вот потому мы и стали забрасывать фекалии чуть от склона холма, на сам холм, ну и приготовились катапультами «поражать» врага. Не назовут ли эту битву какой-нибудь «говнючей»?
— Тревога! Ворог на приступ идет! — закричали дозорные.
— Приготовься, Геркул! Четыре выстрела нечистотами и переходи на камни! — приказал я.