Позволить ему ненавидеть меня. Но сохранить живым и сокрытым.
И в здравом уме?
Мышцы груди натянулись. Он встал. Я сделаю то, что должен.
Он пересек комнату, подошел к французским окнам и раздвинул шторы. Последний проблеск заката осветил комнату темно-красным, словно проливая кровь. Люсьен стоял у окна, слушая, как остальные просыпаются в комнатах дальше по коридору, слушая первозданный пульс ночи и ритм своего темного сердца.
Люсьен слышал, как дитя сделал глубокий вдох на матраце позади него. Слышал Песнь Создателя — песнь хаоса — пробудившуюся в душе его сына.
Даже не смотря на него, он знал, когда Данте открыл глаза.
— Нам есть что обсудить, — сказал Люсьен.
* * *
Данте потянулся, шелковые простыни скользили под ним, мышцы расслабились. Разорванные сны скользнули в его воспоминания. В сознании мелькнули образы до Сна — Хэзер под ним, приоткрытые губы, лицо, сияющее от удовольствия; горящий бар, злобная улыбка ЛаРусса, Джей…
Открыв глаза, Данте сел, сердце колотилось. Красноватый свет лился сквозь французские окна, освещая высокую фигуру Люсьена.
— Нам есть что обсудить, — сказал Люсьен.
У Данте перехватило дыхание, память затянула его — собор, пронзенный Люсьен, его слова шепотом: Ты так похож на нее.
Выпутавшись из простыней, он поднялся на ноги.
— Нет, нам нечего обсуждать, — ответил он. — Больше нечего.
— Ошибаешься, дитя.
Люсьен отпер двустворчатые окна и толкнул их. Он вышел на балкон из кованого железа. Сгущающиеся сумерки омрачали его лицо.
Подобрав пару черных джинсов с пола, Данте натянул их и застегнул ширинку. Он шагнул на балкон. Взгляд Люсьена был прикован к последнему мерцанию света на горизонте.
— Ты не можешь пойти за Ронином, — сказал Люсьен.
— Не могу? Ты говоришь мне, что я не могу? Пошел ты. — Пальцы Данте сжались вокруг холодных металлических перил.
— Ронин пробудит твое прошлое. Это сломает тебя, — сказал Люсьен, поворачиваясь и встречая взгляд Данте. — Найди другой способ покаяться за Джину и Джея.
— Ты больше не можешь указывать мне, что делать.
— Разве я указывал когда-нибудь? Или кто-нибудь другой делал это? Ты упрям, дитя.
— Я прислушивался к тебе, — ответил Данте, горло сдавило. — К тебе, больше чем к кому-либо.
Изображения вспыхнули в его сознании: маленькая девочка забилась в угол, плюшевая касатка прижата к груди, ее лицо заплаканное и испуганное.
Данте-ангел?
Он пошатнулся, боль пронзила голову. Хлоя. Искупление для Хлои. Сильные руки обхватили его, поддерживая.
— Отпусти, — пробормотал он, отталкивая руки Люсьена. — Оставь меня, блин, в покое!
Спотыкаясь, Данте вошел в комнату и прошел в ванную, закрыв дверь за собой. Он опустился на пол, держась руками за голову, закрыл глаза. Он изо всех сил пытался сохранить образ Хлои в голове, но тот ускользал.
Он видел ее забившейся в угол и испуганной, затем лежащей в луже крови, но никогда не видел того, что произошло между. Незримое сотрясало его.
Ее звали Хлоя. И ты убил ее.
Пот стекал по вискам. Он скользнул руками вверх по лицу к волосам. Ударился головой об стену. Боль отступила. Не ушла, нет, но отступила достаточно, чтобы позволить думать.
Мысль надавила на его щиты, мысль, идущая от Симоны. Он открылся для прикосновения.
<Хэзер на телефоне. Она хочет поговорить с тобой>.
<D’accord, chérie. Я уже иду>.
Поднявшись, Данте развернулся и повернул кран холодной воды. Во мраке он увидел буквы, размазанные по поверхности.
ДОЖДИСЬ МЕНЯ. Темной помадой.
Данте улыбнулся и коснулся пальцем послания. Запах Хэзер прилип к нему — сирень и шалфей — и он не хотел смывать его. Пока нет. Брызнув в лицо холодной водой, он открыл дверь ванной.
Люсьен ждал, золотистые глаза блестели в сумраке.
— Ты собираешься пойти за Ронином?
— Не твое дело,— произнес Данте, проходя мимо.
Данте заметил проблеск движения и отступил, но слишком поздно. Люсьен схватил его за плечи, когти впились в кожу — боль пронзила острыми иглами. Данте почувствовал теплую струйку крови на спине. Он зашипел, но Люсьен отказался освободить его.
— Это мое дело, — сказал Люсьен, в голосе зазвучали стальные нотки, — это всегда было мое дело. Ты мой сын.
Данте уставился на Люсьена, ошеломленный, рассудок помутнел. Его сын?
— Отпусти.
Люсьен поднял руки. Кровь блестела на кончиках когтей.
— Я должен был сказать тебе с самого начала…
— Да, но ты не сказал, — ответил Данте хриплым голосом. — А сейчас слишком поздно.
Он развернулся и вышел из комнаты.
Данте бросился вниз по лестнице, мышцы были напряжены, сердце бешено колотилось о ребра. Он хватал ртом воздух. Ему нужна кровь. Ему нужна правда.
Искупление. Может быть, все, что он знал, и всех, кого любил, у него отнимут, если он не заплатит то, что должен.
Он нашел Симону в гостиной, свернувшейся на диване около Вона. Ее глаза удивленно расширились, а хранитель выпрямился, нахмурив брови.
— Что случилось? — спросила она, передавая телефон.
Данте покачал головой, стараясь успокоить дыхание.
— Oüi, chérie? — сказал он в трубку.
— Дождись меня, — произнесла Хэзер, ее голос дрогнул. — Я скоро буду.
Лишится ли он и ее тоже?
— Не надо. Меня здесь не будет, — сказал он.
Большой палец нажал на кнопку отбоя. Телефон выскользнул из руки, ударившись о ковер с глухим стуком.
Во внезапной тишине Данте услышал свист крыльев, затем потолок заскрипел, так как Люсьен забрался на крышу. Его отец. Падший.
Чего ты боишься, Истинная кровь?
Гнев горел в Данте, разливаясь по раскаленным добела венам.
— Не тебя, Любопытный Том, — прошептал он, — не тебя.
28. Сближение
— Дерьмо! — Хэзер с расстроенным видом уставилась на телефон. — Упрямец... — Она посмотрела на Коллинза. — Мы должны спешить. Данте уже отправился туда без нас.
Машина вырвалась вперед, когда Коллинз вдавил педаль до упора.
— Надеюсь, ты права насчет предполагаемого дела. Если мы возьмем Джордана для допроса, я не хочу отпускать его по техническим причинам.
— Мои исследования показывают, что Джордан был на каждом месте преступления, — сказала Хэзер. — Если мы получим экземпляр его ДНК, он совпадет с уликой по каждому делу.
Она бросила телефон назад в сумочку.
Огонь теплился в ней, когда она проснулась рядом с Данте, жизнь вспыхнула от звука его голоса. Oüi, chérie? Она почти чувствовала его запах — теплый, земляной и возбуждающий. Но за словами Данте слышалось напряжение в голосе. «Мигрень? — задалась она вопросом. — Или было что-то еще?»
Когда ты со мной, так тихо. Гул прекращается.
Я помогу тебе избавиться от него навсегда.
Хэзер знала квалифицированных гипнотерапевтов в Сиэтле, которые могли бы успокоить подсознание Данте и помочь безболезненно вытащить его прошлое из темных глубин. Она провела рукой по волосам. С людьми — да. Но создание ночи? Ночные хищники, кормящиеся кровью? Психология не была — не могла быть — такой же. Она вздохнула и посмотрела на кейс, лежащий на заднем сидении. Прошлое Данте. Все, что он не мог или не хотел помнить, находилось в тонком черном кейсе. Прошлое Данте. Он должен увидеть его первым. Кулак, сжимавший ее сердце, исчез, и она сделала легкий вдох.
После того как они разберутся с Элроем Джорданом, она отдаст кейс Данте, передаст ему, что сказал Стёрнс, и затем останется с ним, пока он будет изучать содержимое.