- Робин, - пояснил я. - Очень подходит к сути, ведь будучи мстителем ты как птица тушишь пожар, неся по капли в своем клюве, обгораешь, а пожар не становиться меньше. И какой тогда смысл?
- Может эта птица просто понимала, что не может жить в мире, где души горят в огне и ничего с этим не делать? – сказала Эвелин. - Ведь зло процветает не потому что есть плохие люди, а потому что хорошие с этим ничего не делают.
Я улыбнулся. Мне хотелось остаться с ней еще, посмотреть, как причудливая птица слетит с ветки, но есть дела, а отдых закончен. Когда она вновь посмотрела в мою сторону, меня на скамейке уже не было. И сколько не оглядываясь, она не могла меня найти. Я же просто шел, натянув капюшон на голову.
Шенг Хай – деревянный столб, из которого торчат несколько направленных в разную сторону палок. Принцип прост, необходимо блокировать или обтекать палки, нанося удары у подножья и вершины столба. Так ты разрабатываешь принципы перехватов и контрударов. Нефритовая женщина говорит, что надо менять скорость и направления ударов в процессе. Так рисунок твоего боя будет гораздо сложнее разобрать, а пробить защиту противника намного проще. От чего-то я улыбаюсь, когда она третирует меня, улыбаюсь, когда она не видит. Ей не понять.
Я знал, что время идет на годы, но я уже не пытался считать время, разум был занят другими вещами. Например, звуком холодной стали, что рассекает воздух. Напряжением мышц во время удара. Шагами за моей спиной. Разговаривал я очень редко, только когда она спрашивала моего мнения о чем-либо, и то я не был уверен, что звуки, выходящие из моего рта, были тем, что я имел в виду. Я так отвык от своего голоса, что одно только произнесенное мной слово выбивало меня из колеи. И по какой-то причине на плаву меня держало, то, что она делала со мной. Тренировки, напряжение, удары – это единственное что я познавал здесь, и это захватывало меня. Захватывало так, что я иногда не видел никакого смысла в произносимых мне звуках, чем в том, как она стояла передо мной. Я понимал ее лучше, когда она показывала себя в бою, я узнавал ее больше, но это не было общением, это не было взаимным диалогом. Я просто наблюдал за ней, чтобы я не говорил натыкался на холодную стену. Потому что она не могла понять меня. Она не могла. Чего нельзя сказать о девочке.
Мы больше не видели лиц друг друга, как и не пытались драться в темноте, всякий раз сходясь вместе в белой комнате, мы оба носили обтягивающие трико и плотные маски, что даже глаз было нельзя разглядеть. Она черную, я красную. Мы сходились и били друг друга до посинения, потом нас разводили, и мы встречались только после нескольких жестких тренировок и обучения новому стилю. Иногда я сходился с кем-то другим, меня учили противостоять нескольким противникам. Они были выше и старше меня. В их движениях чувствовался опыт и то, что им есть куда идти. Я не встречался ни с кем дважды, пускай я не видел их лиц. И после серии тренировок и пары стычек с несколькими противниками нас натравливали друг на друга. Я понимал, что все это нужно было для того чтобы я знал то, что знала она, был готов к тому, к чему готова она, но всякий раз сходясь с ней понимал, что мне всей жизни не хватит чтобы знать столько же сколько она. Я изучал ее, и она изучала меня. Этого они и добивались. Но когда я сходился с ней, мы начинали общаться. Удар за ударом, движение за движением, мы читали друг друга, мы разговаривали. Наше общение сложно было бы перевести на понятный язык, это было больше чем просто язык тела, это было общения, что передавало смысл без слов.
Во время очередного спарринга она прыгнула на меня и, сделав сальто, увернулась от удара ноги. Приземлившись, провела комбинацию почки-солнечное сплетение-трахея, я отразил первые два быстрые удара, третий был куда медленнее. Ей требовалось больше сил при подвижном ударе снизу вверх. Проблема в опоре. Я остановился в стойке перед ней. Пальцы престали сжиматься в кулаки и медленно распрямились. Она зеркально повторила мои действия. Мы скрестили предплечья, а затем начали. Со стороны это смотрелось просто, удары и перехваты. Но тут не требовались ноги, и позволяла больше контролировать дыхания. Мы разговаривали. И я знал, что это было нужно больше ей чем мне. Она была совсем одна, ее никто не понимал, раньше не понимал. Мы двигались синхронно, словно в своеобразном танце, уклоняясь от ударов, словно с самого начала сговаривались, где они будут. Почему то только здесь и сейчас я чувствовал себя спокойно.
- Достаточно, - объявили сверху и мы остановились, затем развернулись и пошли каждый к своей двери, что открылись в разных концах комнаты.