Судьба сегодня ко мне благосклонна и вскоре я и Андрей остаемся одни в раздевалке. Мудак хватает мыльные принадлежности и, насвистывая себе под нос, направляется в сторону душевой кабины.
– Эй, Филатов, притормози.
Он тут же замирает и быстро разворачивается на пятках.
– Слушаю? – мудак выгибает бровь.
Я молчу, когда медленно иду на него, испепеляя взглядом исподлобья, молчу, когда толкаю его к стене, отчего Андрей шатается и удивленно распахивает рот, молчу, когда бью кулаком по ребрам, отчего Филатов корчится от боли и складывается пополам.
– Какого хрена?!
– А теперь послушал сюда, щенок, – поднимаю его рожу за длинные волосы так, чтобы он четко расслышал мои слова. – Девчонок любишь напаивать, да?
– О чем ты, блядь? – рычит сквозь плотно стиснутые зубы и смотрит кровавым взглядом.
– Еще раз приблизишься к Риане, я тебе все зубы выбью, до конца жизни есть через трубочку будешь, понял?
Бурлящий в венах гнев ослепляет и затуманивает рассудок. Никогда бы не подумал, что способен на подобную агрессию, но когда дело касается нее… Я теряю всякое самообладание.
Если я не могу иметь ее, то никто не получит.
– Ты про эту сексапильную малы…
Филатов не успевает договорить, как я вновь бью его, но на этот раз по печени. Мудак скулит, словно побитая собака, и начинает посыпать меня всевозможными проклятиями.
– Кивни, если услышал.
Не реагирует.
– Кивни блядь, – говорю громче и грубее.
Два кивка. Отлично. Отпускаю бедного парня и разворачиваюсь, чтобы уйти, но знакомый голос окликает меня.
– Ян!
Смотрю на Арта через плечо. Он стоит в одном полотенце на бедрах, брови сведены к переносице, а взгляд вот-вот проделает дыру в моем лбе.
– Какого хрена происходит?
– Ничего. Андрею стало плохо, верно?
Филатов сглатывает, но быстро поднимается на ноги и неуверенно кивает.
– Все в порядке, кэп, – говорю своим привычным веселым голосом. Я отлично играю свою роль местного клоуна.
– Ты мой друг, но мне не нужен конфликт в команде.
– Есть, капитан! – отдаю честь двумя пальцами и на той же веселой ноте удаляюсь в душ. Мне нужно остыть, а прохладная вода отлично этому способствует.
⚽️⚽️⚽️
Когда я паркуюсь на своем привычном месте, сразу же замечаю внедорожник со знакомыми номерами. Дерьмо. Если отец вылез из своего кабинета и соизволил приехать ко мне, значит я либо где-то накосячил, либо он вспомнил про существование своего сына.
Отдаю предпочтение первому варианту.
Стою напротив входной двери, рука лежит на металлической ручке, а глаза бесцельно смотрят на номерной знак. Не знаю, зачем медлю, наверное, чтобы собраться с силами перед очередным конфликтом с отцом. Знаю же, что бури не миновать, так чего оттягивать?
Вхожу в квартиру так, словно ничего не произошло и воздух не трещит от напряжения. Кидаю спортивную сумку на софу, снимаю кроссовки и вхожу в гостиную.
Отец, скрестив ноги в лодыжках, сидит в сером кресле в своем дорогом костюме-тройке, который шьют для него и только для него, и вертит в руках пустую бутылку скотча.
Дважды дерьмо.
– Отец.
Максим Стоцкий – лучший адвокат нашего города, по мерках общественности завидный холостяк и успешный бизнесмен, но никто не знает, что он также холодный и жестокий отец, который до мозга костей разочарован в своем младшем сыне.
– Ян, – его голос грубый и отчужденный.
– Что ты здесь делаешь? Предупредил бы, я бы устроил для тебя чайную церемонию.
Глаза отца заостряются, а черты лица напрягаются. Я знаю этот взгляд. Взгляд, кричащий “как ты можешь быть моим сыном, клоун?”
– Я все жду, когда ты повзрослеешь, но, видимо, ты никогда не поменяешься.
Улыбка сходит с моего лица. Как бы я не хотел отшучиваться и скрывать свои настоящие чувства под маской весельчака, мой отец – тот самый человек, которому достаточно одного взгляда, чтобы моя маска треснула.
– Мне звонили из деканата. Ты не посещаешь занятия.
Черт.
Я подпираю дверной проем своим плечом и устало провожу рукой по взъерошенным волосам.
– Что я тебе говорил, про твой футбол? – на лбу отца начинает пульсировать вена и это может значить одно: он в ярости. – Я сделаю так, что тебя выпрут из твоего “Престижа”, если учеба будет хромать.
– Я помню.
– Тогда какого хрена мне приходится краснеть перед какими-то букварями? – рычит сквозь плотно стиснутые зубы и плотно сжимает челюсть так, что зубы едва не крошатся.