Были ли? Наверняка ходят слухи… Хотя какое это имеет значение?
– Да ладно, пап, это же Вэйверли. Тут у каждого свой мозгоправ на быстрой кнопке. – Небо сменило шелковистый фиолетовый наряд на строгий черный. – Уверена, я найду подругу. А если нет, это всего лишь на год, верно?
Больше всего ей нравилось чернильно-черное небо. Всегда нравилось. Оно успокаивало.
– Нет, я этого не говорила. Конечно, я найду друзей. Слушай, тебе обязательно оставаться в Чикаго до того, как ты улетишь в Сингапур? – Ей приходилось прикладывать усилия, чтобы сосредоточиться. – В воскресенье? Отлично, пап! Анка знает? Хорошо, я скажу ей. Нет, я бы лучше сходила в нашу любимую кафешку. Я позвоню.
Оливия снова вернулась к креслу.
– В половине восьмого нормально? – В желудке пульсировала пена. Однажды Оливия описала эту пену как нечто розовое, смесь теплой крови и слюны. – Да. Нет, будет здорово, пап. Жду с нетерпением.
Доктор Тэмблин сказал, что лекарства в конце концов помогут и от этого. Еще он сказал, что Оливия обязательно должна принимать их вовремя.
– Конечно. Хватит, пап… Со мной все будет в порядке. Я тоже тебя люблю. – Девушка положила трубку. На этот раз она опустилась в кресло.
И стала ждать.
– Оливия? Вы больше не говорить по телефону с мистером Самнером? – Вытирая руки о передник, в гостиную вошла Анка. У домработницы была внушительная коллекция передников. – Разве не пора пить таблетки? Уже шесть тридцать. А надо шесть, нет? Принести воды? Оливия?
Девушка хотела сказать Анке, чтобы та отстала. Она сама знает свое расписание.
Но она кивнула, вздохнула и стала ждать, когда же почувствует что-нибудь. Что угодно.
21 сентября, понедельник
Кейт
Я живу почти что в сточной канаве.
Прыжок из канавы в сторону приза Йельской начинает выбивать меня из колеи, и поверьте, это кое о чем говорит.
Я заслуживаю лучшего. Намного лучшего.
В этом году я стала стипендиатом Вэйверли, а таким малышкам полагается приличная стипендия. Кроме того, по утрам я занята в школьной администрации и каждые выходные работаю как лошадь по две десятичасовые смены на рынке. И тем не менее эта крысиная нора – лучшее, что я могу себе позволить. Последние несколько месяцев моим домом был переоборудованный склад «Китайского рынка и аптеки Ченя». Но денег все равно остается мало. Даже в Чайна-тауне стрижка стоит убийственно дорого: волосы, ногти, макияж – сплошные расходы. Я уже молчу об украшениях. И не знаю, что бы я делала без школьной формы.
В Вэйверли, конечно же, не знают о «Рынке Ченя». Они думают, я живу со своей несуществующей тетушкой. Я во всех других частных школах была пансионеркой, но в Вэйверли нет пансиона. Зато у них лучшая по стране статистика студентов, принятых в самые известные колледжи. Проблема в том, что приглашение должно прийти на какой-то адрес. Потому я и вынуждена была оказаться в этой канаве. Как я уже сказала, я вру, только когда приходится, а приходится часто.
Я не распаковывала вещи. И не буду. Это временно. Кроме того я боюсь, что слизь, стекающая по стенам, в сочетании с вонью гниющей капусты пропитает мою новенькую, купленную в секонд-хенде форму. У меня есть железная кровать, покрытая рваным бельем с изображением человека-паука, маленький круглый стол, один алюминиевый стул, приличное зеркало, подставка под телевизор, которую я использую как ночной столик, изъеденный ржавчиной умывальник и напольный кухонный шкаф, на котором стоит двухконфорочная открытая плитка, какие использовали полвека назад. Я жила и в худших условиях, как в те времена между кошмарами приюта и пансионом, но теперь это сложнее вытерпеть. Я знаю, что может предложить мне мир, и я хочу этого.
Настораживает то, что я, очевидно, не понравилась миссис Чень. Мне не нравится, когда я кому-то не нравлюсь. Это заставляет меня нервничать. «Нравиться» – самое верное оружие в моем арсенале. Первый аргумент в пользу того, что я ей не нравлюсь – а я их тех, кто может служить витриной любого магазина – это то, что госпожа Чень обычно отправляет меня к заднему крыльцу разгружать китайскую капусту и манго. Обидно, но мое обаяние вдребезги разбивается о крохотную, обутую в шлепки миссис Чень, а мистер Чень, кажется, живет в страхе перед ней. Так что я беру пример с него: таскаю коробки, сортирую овощи, развешиваю ценники и остаюсь невидимой. Знаю, я не первая школьница, попавшая в кабалу к Чень ради комнаты в подвале, но я без сомнения их первая ученица Вэйверли и их первая белая цыпочка – «гуайло», так они называют меня между собой. Думаю, это значит «призрак», или «иностранка», или еще что-нибудь подобное. И то, и то прекрасно. Плюс в том, что я питаюсь действительно хорошо, хотя и обхожусь в основном овощами и фруктами. Я научилась ловко управляться с воком, а моя кожа никогда не выглядела лучше.