Никита примерно отмечал места, куда ставил свою ношу Яя. Он напряженно вглядывался, но никакой пятерни на ящиках не было.
«Я становлюсь маньяком», — подумал Никита. И расхохотался, когда Таня, которой он рассказал о своих сыщицких бесплодных опытах, повторила эту фразу слово в слово.
— Никита, ты становишься маньяком. Не пришлось бы тебе менять профессию, — сказала она. — Таможенник с манией подозрительности — это ужас. Профессиональная непригодность.
— Таможенник должен быть подозрительным.
— В нормальных, разумных пределах. Если к этому есть веские основания.
— А пятерня?
— Господи, да ты же сам говорил, что проверил этот дурацкий ящик и ничего не нашел! Думаешь, шоферы и грузчики, прежде чем начать работать, отмывают руки, как хирурги?
— Ладно, я сделаю еще один опыт. Посмотрим.
Он проделал этот опыт. Но эксперимент провалился. Наградой экспериментатору были насмешки.
Было так.
Для контрольной проверки Никита взял те ящики, которые самолично отгружал Яя. Он ничего не сказал Авезу, и тот очень удивился, когда Никита вывалил из одного ящика все сухофрукты и проверил чуть ли не каждую урючину. Ничего не было. Упаковать вновь, как было, Никита не сумел — около трети урюка не влезало обратно.
— Ящик испорчен. Некондиция, — насмешливо констатировал Авез.
— Составим акт. Высчитаем из моей зарплаты, — буркнул Никита.
Он был зол на самого себя, но упрямство, о котором он даже не подозревал, заставляло его действовать дальше.
Семь бед — один ответ.
И Никита провел свой опыт.
За грузом автоколонна пришла через два дня.
И снова первым влетел, сияя, как победитель автогонки, тот шофер. Никита уже знал его имя.
Керим Аннаниязов, Аннаниязов Керим.
В паре со своим грузчиком он погрузился первым. Никита наблюдал. Из тех ящиков, которые отгружал Яя, в машину Аннаниязова попали два или три. Не больше.
И те перемешаны в кузове с другими. Никита не смог бы отыскать. И все же, стиснув зубы, он решился на свой опыт. Подошли еще три отставшие от колонны грузовика. Никита подозвал Бабакулиева и капитана Чубатого.
— Я хочу перегрузить груз с этого ЗИЛа, — он показал на машину Аннаниязова, — в эти три. Поровну, А его загрузить другими ящиками.
— Зачем? — изумился Бабакулиев.
— В чем дело? — Капитан насторожился. — Что-нибудь неладно? Объясни, в чем дело?
— Не знаю, — честно признался Никита. Не знаю, но все равно сделаю. Я что-то чувствую, а что, не знаю.
Чубатый внимательно поглядел на Никиту.
— Бывает, — медленно сказал он, — пусть перегружает. Если чувствует — пусть. Беды не будет. А чтобы не обижались грузчики, дам солдат. Никита подошел к Аннаниязову.
— Ехай-ехай! Готов! — браво доложил тот.
— Нет, не готов, — сказал Никита. — Сейчас груз с вашего автомобиля перегрузят в другие машины. А вашу заполнят новым.
Никита глядел в глаза шоферу. Сначала ничего, кроме недоумения, в них не было. Потом вспыхнуло бешенство. И какое!
— Ты... ты... шайтан, — задыхаясь, заговорил шофер — Ты не сделаешь этого!
— Сделаю! — твердо ответил Никита и дал знак, пограничникам.
Ребята начали проворно разгружать машину.
Аннаниязов завертелся волчком, он бросился сперва к автомобилю. Остановился. Подбежал к Никите. На миг показалось, что он ударит его. Но шофер только закусил губу, потом плюнул Никите под ноги и процедил длинную фразу на родном языке, глядя ему в глаза горящими глазами.
Раздался резкий голос Бабакулиева. Он подскочил к шоферу и хлестал его звенящими, гортанными фразами.
Плечи Аннаниязова поникли, твердое, красивое лицо перекосила жалкая гримаса.
— Я лучший шофер... Первый всегда... Зачем время отнимаешь? Зачем рабочий человек карман лезешь? — забормотал он. — Зачем унижаешь?!
Никита вдруг почувствовал стыд.
«Может быть, и впрямь я зарываюсь? — подумал он. — Конечно, обидно мужику — первый прикатил, первый загрузился — и вдруг такое. Я же ему явно выказываю недоверие. Черт! Что это со мной, не пойму? Но как он взбесился? А впрочем, восточный человек, горячий. Черт! Ладно, дело сделано. А перед Керимом извинюсь».
— Извини, — сказал он, — разгрузка и погрузка займет десять минут — видишь, как солдаты работают. Ты ничего не потеряешь. Приедешь первым. Извини.
— Не смей извиняться перед ним! — гневно крикнул Бабакулиев. — Это он перед тобой извиняться должен!
— А что он сказал? — спросил Никита,
— Непереводимо, — буркнул Авез. — Раньше за такие слова убивали.
— Вот как? — Никита вскинул глаза на Керима.
Тот приложил руку к сердцу, поклонился: