— Но, — он поднял палец, — но в акте придется также указать, что в данной перегородке проектом предусмотрена толщина в два кирпича.
— Позвольте, позвольте, тут явное недоразумение, — зарокотал, заволновался басок главного, — я прекрасно помню — именно полтора.
— Совершенно верно — полтора, если кирпич силикатный, и два, если обычный. Если мне не изменяет зрение, здесь...
— Да что там... Что мы, сами не разберемся, — вмешался вдруг прораб, — терпеть не могу всякую бумажную волокиту — акты всякие, шмакты, кляузы. Что уж мы — прораб с прорабом — не договоримся, что ли? Склоку еще разводить... Тьфу!
Он вымученно улыбнулся и даже хлопнул Саньку по плечу.
Но вид у него был такой, будто он хлебнул ложку уксусу или надкусил лимон.
— Ну вот и прекрасно. Конечно, принципиального значения — два или полтора кирпича толщина этой перегородки — не имеет, — стена не несущая, но раз уж так случилось, а что ни делается, все, как известно, к лучшему, то теперь вы, я надеюсь, переложите ее строго согласно проекту, — вкрадчиво-ехидным голосом произнес инспектор.
Санька и Филимонов улыбнулись. Они оба заметили, какой взгляд метнул главный инженер на своего прораба, и поняли, что тому несдобровать.
— Ну, стоит ли нам ссориться, соседи все-таки, — примирительно сказал Филимонов. — У нас сегодня целый день экскаватор стоять будет, пока мерзлоту отогреем, а вам, я знаю, песок да щебеночку погрузить надо. Вот, если, конечно, Александр Константинович не возражает, мы вам и поможем. Чтоб все без обид было, — добавил он и подмигнул сникшему прорабу.
Тот встрепенулся и несколько оживленнее, чем надо бы, стал выражать свою благодарность и радость по поводу такой щедрости.
Так Балашов выпутался в этот день из одной неприятности, но его уже поджидала другая.
Совсем иного плана, трагикомическая, история поджидала впереди Саньку Балашова.
Поистине в этот день судьба превысила свою обычную норму по выдаче тумаков.
Когда привезли со склада кокс, на месте будущего колодца уже вовсю полыхал огненный квадрат.
В дело пошли все скопившиеся обрезки, обломки досок, испорченная опалубка, перемолотые буксовавшими машинами жерди, горбыль — в общем, вся деревянная мелочь, бывшая деловая древесина, а ныне дрова, которых так много на каждой стройке.
Костер горел жарко.
Люди с удовольствием занимались этим не совсем обычным делом — сидели на корточках около огня и подкидывали дровишки. Как в лесу. Только не хватало кипящей ухи на рогульках или корзин с грибами.
Зинка сидела рядом с Травкиным, обняв его за плечи, и, пригорюнившись, глядела в огонь. Может быть, детство вспомнила, первые свои, самые прекрасные костры. И чтобы рядом речка или озеро, и лес чтобы шелестел.
Санька смотрел на нее, вспоминал тот вечер на даче и снова думал, почему люди, глядя на огонь, печалятся, задумываются и вспоминают что-нибудь хорошее из прошлой своей жизни?
А может быть, огонь действительно очищает человека, делает его мысли спокойнее, мудрее?
Человек глядит на огонь и вспоминает...
А кто его знает, может быть, в каком-нибудь укромном уголке-закоулочке нашего удивительного мозга спрятана прошлая память, память наших предков.
Ведь бывает же так, со всяким хоть раз да было, — вдруг останавливаешься, озираешься и мучительно вспоминаешь — ведь это уже было! Ну конечно же! И этот овраг, и валун этот громадный, и я стоял точно так же, и солнце как раз выглядывало из-за той березы. Остановишься пораженный, застынешь, потом промелькнет какое-нибудь еле заметное движение — и все пропадает.
И уж сам не знаешь — было все это или тебе показалось.
Но сердце ведь щемит, не хочет забывать — было!
А может быть, огонь будит как раз этот самый закоулочек с памятью, будоражит ее. Может быть, когда-нибудь найдут средство пользоваться ею, и не надо тогда никакой машины времени: принял таблетку, и поезжай в любой век, хочешь — к инквизиторам, хочешь — в Элладу или вообще к мамонтам да пещерным львам. Гляди на мир глазами какого-нибудь своего далекого предка, поживи часок его жизнью, а потом возвращайся, помудревший, во взаправдашнюю свою жизнь!
Эх, вот бы!
И тогда всякий еще десять раз бы задумался, прежде чем сделать гадость какую или подлость, потому что знал бы — рано или поздно сын твой или праправнук про подлость эту узнает и душой огорчится, а то и плюнет на твой могильный холм.
Балашов чихнул и отодвинулся от костра, потому что стали бросать кокс и повалил едкий бело-желтый дым.
И сразу очарования живого огня как не бывало. Голая индустриальная проза.
Кокс разогрелся, местами стал белым, спекся в тонкую пористую пеструю корку — пятно белое, пятно темное, пятно красное.