Жак задумался:
— Разве этого мало?
— Вы не могли бы связать меня по телефону с господином Гровсом? — попросил Иван Андреевич.
— С Гровсом?! — Удивление, даже испуг прозвучали в голосе Жака. — Ну, если со мною, считаете, все покончено...
Он принес белый телефонный аппарат с длинным шнуром, похожим на тонкую, в чешуйках, змею, торопливо набрал номер. Желание гостя было неожиданным. А коли так, то и Жаку не терпелось отделаться от него: видимо, эксперимент с солдатом не заинтересовал русского.
— Извините, господин Гровс. Я беспокою вас по просьбе господина профессора. Передаю трубку.
Трубка была холодная. Прислонив ее к уху, Иван Андреевич содрогнулся, вспомнив по-ледяному настывшую простыню на груди молодого солдата.
— Господин Гровс, я с большим интересом познакомился с экспериментом господина Сенье. Работа его имеет много общего с работой господина Уоткинса. Я очень благодарен вам... Всего, что увидел, мне достаточно. Поэтому обращаюсь с просьбой отправить меня домой.
Гровс молчал. Наконец в трубке прозвучало:
— Когда хотите выехать?
— Сегодня.
— Зачем так быстро, господин Петраков? Если не затруднит вас, зайдите ко мне, поговорим. Передайте, пожалуйста, Жаку, чтобы он проводил вас. Иначе вы дорогу не сразу отыщете.
По взгляду Петракова Жак догадался: идти вместе. И встал из-за стола.
Он обрадовался решению русского профессора уехать. Если отъезд состоится, то провожать гостя, видимо, поручат опять ему, Жаку. Ты встречал, ты и провожай. А это значит, что вновь представится возможность побывать в горном ресторане.
Нет, никуда русский профессор не уедет... Впрочем, почему не уедет? Он здесь так мало видел, что большого интереса к исследованиям под куполом у него, по-видимому, не возникло. С такой информацией, какую профессор Петраков получил за истекшее скудное время своего пребывания в городке, нет никакого смысла задерживаться здесь. Никто не будет оставлять его. Пусть себе катит.
Жака не беспокоило решение проблемы, над которой трудились ученые городка. Такое беспокойство — у высших чинов, они в ответе. Свои деньги он зарабатывает честно; что полагается по договору, то и получает. Поможет Петраков или ограничится туристским верхоглядством, задержится в городке или уедет — ему все равно. Лучше, если уедет. Пусть господин Гровс повнимательнее отнесется к своим людям, они нисколько не хуже именитых звезд, пусть присмотрится к нему, к Жаку. Может быть, поймет и оценит по достоинству далеко не ординарные способности Жака к серьезным исследованиям.
А пока самое реальное — побывать в горном ресторане. Не одну Лейду знал он в этом заведении, но именно эта девушка в последнее время не выходила из головы. С кем жить, когда вернется в Европу? Намного ли те женщины лучше ее? Известны они ему, хорошо известны. Сплошная личина... Эта откровенна, значит, ни о каком обмане друг друга речи не может быть. Уже подходит время думать о возвращении отсюда, о своей дальнейшей жизни. Заработала она хорошо, здесь все хорошо зарабатывают, так что нищенствовать не придется. Да и он часть накопленных средств может кинуть на устройство общей жизни. Ему казалось, если он приложит силы, чтобы вместе возвратиться из городка, да если еще предложит выйти за него, то она не только согласится, но и, думается, вернее человека ему будет просто не отыскать. И собою хороша. А то, что здесь она ведет не совсем праведный образ жизни... Что ж, она — здесь, другие, в том числе и замужние, — там, под открытым небом... Велика ли разница? Видимо, от этого никуда не уйти, так уж устроена жизнь. Надо выбирать наименьшее зло.
В Париже была одна знакомая у Жака, значительно моложе его и... сообразительнее. Светленькая, сероглазая, вся пепельных тонов. Сказывала, предки ее из-под Кракова, полька, значит. Врала, конечно. Потом призналась в минуты горячей откровенности: северянка она, из Нормандии. В Париж приехала искать счастье. В чем оно, ее счастье, она еще не знала, но уже искала. Ну а насчет Кракова... Для экзотики это, не так уж много полек в Париже, чтобы затерялись они среди француженок... Лишь бы необычностью привлечь к себе внимание, а там считай ее хоть из Гренландии, хоть из Антарктиды.
Любопытная особа, нередко норовила заменить жену. Частенько подсчитывала: если бы они встретились до его женитьбы, можно было узаконить их отношения или нет? Получалось — невозможно, слишком молода была для замужества. Он утешал, что, конечно, можно, в жизни куда сложнее вещи случаются, и — ничего, чаще всего решается все благополучно, а сам понимал, сколь откровенно неправдоподобно его вранье, и изучающе следил за нею. Она тоже обманывала, потому что с ее умом не понять этого значило просто дурачить себя, но делала вид, что в его словах — истина и сама судьба свела их слишком поздно.