— Сейчас нельзя, господин Гровс. Повременить бы после Уоткинса... — привстал со стула Жак.
— Да, сейчас можно испортить дело, — раздумывал Гровс. — Но чтобы не очень долго... на разминку.
— Слушаюсь, господин Гровс. Я постараюсь, господин Гровс. — Жак пятился спиной к двери и кланялся. У самой двери он нерешительно остановился, скользя пальцами по длинной с витиеватыми набалдашниками ручке. — Разрешите, господин Гровс, обратиться по личному делу?
Гровс тяжело повернулся в его сторону:
— Что у тебя?
Жак посмотрел на Хаббарта, в его присутствии не очень-то хотелось откровенничать. Но когда выпадет случай застать Гровса одного? Да и откладывать разговор... Надо заранее готовить решение каждого важного дела, заранее! Тут уж не до Хаббарта, никуда от него не денешься, он все равно узнает...
— Мне очень надо побывать в горном ресторане. Разрешите?
Засмеялся, зарокотал Гровс:
— Уважаемый господин Сенье, вы же с русским профессором недавно были. Или уже приспичило?
— Надо, господин Гровс.
— Каждому из нас надо... Никто не откажется. А работа? На первом плане должна быть работа.
— Она остается на первом плане, одно другому не мешает.
— Ну, Жак, такое сказать... Еще как, мой друг, мешает! Отнимает время, истощает силы, отвлекает мысли. Мужчина становится тряпкой.
— Господин Гровс, я, может быть, задумал жениться...
— Что-о?.. — Гровс удивленно всплеснул руками: — Да ты что-о... Видишь, Хаббарт, что у нас творится, а ты молчишь. Или не знаешь?
Хаббарт, сверкнув стеклами очков, нахмурился. Если признаться, что о намерении Жака жениться слышит впервые, то Гровс вправе спросить: а чем же ты перегружен, что ничего не знаешь? Для каких особых услуг в таком случае держат тебя здесь? Ты приставлен к людям, а людей-то как раз, их повседневной жизни, их мыслей — ничего не знаешь. Если соврать — знаю, мол, но молчу до поры до времени, — то Гровс может поставить вопрос ребром: от кого скрываешь? От руководителя исследований? С какой же целью скрываешь?.. Сжался, сузился Хаббарт под упрямым взглядом Гровса:
— Сейчас не самый подходящий момент для такого объяснения...
— Ладно, — метнул Гровс рассерженный взгляд в сторону Жака. — Значит, жениться вздумал. А известно ли тебе, уважаемый господин, что в нашем научном Центре это запрещено?
— Конечно, известно.
— Ну, тогда как понимать твою затею?
— Я же не сейчас женюсь — это я прикидываю на будущее. Закончу исследование, выполню контракт... Уеду, ну и... Жить-то хочется нормально, по-человечески.
— Ах вон как... — Гровс опять засмеялся: — Лучше женщин, чем в горном ресторане, конечно, не нашел.
— Все они одинаковые...
— Тем более! Вернешься в свой Париж и — пожалуйста. Зачем же отсюда перевозить лишний груз?
— Я хорошо знаю этого человека. Знаю, не ангел. Зато никаких иллюзий. Так жить спокойней. Хотя, откровенно говоря, молода для меня, но хочется остаток активных лет провести не с изношенным материалом.
— Циник... Какой же ты, оказывается, циник! — смеялся взгляд Гровса. — Кто она такая?
— Лейда... Белокурая, изящная...
Гровс задумался:
— Нет, не припомню. Видимо, хороша, коли глаз на нее положил. — А сам уже царапал карандашом на клочке бумаги имя неизвестной женщины. — К этому разговору, Жак, мы еще вернемся. Главное сейчас — задание, обработка Петракова. Как только управишься, так в награду тебе поездка в горный ресторан. А уж потом решай, жениться или подождать. Но предупреждаю: если женишься здесь, то ни одного дня не проживешь больше на Талуме, сразу отправлю на континент.
— Я вас понял. Благодарю вас, — медленно закрывал за собой дверь Жак.
— Ну и дела-а! — вздохнул после его ухода Гровс. — Этак мы не справимся с самым главным... Вот что, зови Регину, хочу немного виски, муторно что-то, — морщась глянул он на Хаббарта. — Впрочем, погоди. А не развеяться ли нам? Не съездить ли в горный ресторан?
Хаббарт пожал плечами: можно, однако стоит ли? А все же поднял телефонную трубку и, раздумывая, вызвал машину.
— Я не поеду, господин Гровс, если позволите. Служба‑а... Я должен быть здесь. Может быть, потребуюсь тому же Сенье.
Гровс махнул рукой — можешь оставаться. Он даже был доволен, что поедет один, без официального свидетеля. Можно наконец хоть какое-то время побыть самим собой.
Уже сидя в машине, Гровс закрыл глаза, будто задремал. Он четко осознал свой порыв с этим горным рестораном. Непривычно у Жака, неожиданно... Да еще где? Жениться в городке под куполом. Неестественным, будто вообще не существующим в жизни казалось желание Жака. Гровс никогда не имел семьи; у друзей, оставшихся на континенте, у многих знакомых были семьи, и это считалось само собой разумеющимся. Правда, не понимал он, что за необходимость возиться с детьми, заботиться о них, постоянно видеть перед собой одну и ту же женщину, да еще с дрянным характером. Он многих видел и потому был уверен, что у всех жен такие характеры — влияние семейной жизни, что ли. Ну и зачем подобная обуза, когда можно все дни свои проводить так, как хочешь; именно ты, а не какие-либо другие люди, будь они женой, детьми, не все ли равно кем по отношению к нему. Жизнь дана тебе, вот ты и живи. Делай, что требует от тебя жизнь, что заложено самой природой, но не лезь в искусственно создаваемые самими же людьми рамки.