Раздумывая, Гровс помрачнел, осунулся; нелегко давалось рискованное решение. Начал обтекаемо, не сводя глаз с Петракова:
— Время неожиданностей кончилось, господин Петраков. — Его блуждающий взгляд скользил от Ивана Андреевича к верхушкам китайских роз и азалий. — Неожиданностей в костюмах, в науке, в политике... Война зреет, господин Петраков. Ее планируют, готовят... Сейчас полагаться на неожиданность — значит отдавать себя во власть стихии.
— Вы хотите войны?! — отшатнулся Иван Андреевич.
«Может быть, Гровс издевается? Почему бы не потешиться перед пленником. Да ведь надо знать меру. Война... Это ли предмет для утешения своей прихоти?»
Гровс непроницаемым взглядом окинул Петракова:
— Лично мне война не нужна. Я — акционер. Мои деньги вот в этом деле. — Он обвел руками вокруг себя, и от соприкосновения закачалась длинная ветка фикуса. — Мой доход возможен только в случае успеха. А успех — это обеспечение человеку долголетия. Желательно в несколько раз по сравнению со средней продолжительностью жизни...
— Послушайте, господин Гровс! Все, о чем вы говорите, несовместимо.
Иван Андреевич удивленно, в упор рассматривал Гровса. Широко открытые глаза... Обычно это хорошо. Но у Гровса слишком открытые желто-зеленые глаза. Почему — слишком? Ни тени смущения — вот в чем дело. А говорит-то что!..
Гровс встал, прошелся, будто спрятался за кустами фикусов и китайских роз. Давно не говорил он ни с кем вот так, как с равным. Чаще всего собеседники были из числа подчиненных. Но что это за собеседники? При каждом слове Гровса — руки по швам. Это правильно: распусти подчиненных, они на шею сядут... Другие собеседники были из числа наезжавшего время от времени начальства. Тогда уже он, Гровс, держал руки по швам. А чтобы вот так, как с профессором Петраковым... Даже отвык говорить о будто бы забытых и потому ненужных элементарных вещах, не требовалось этого. Но Петракову, может быть, как раз и нужны сейчас самые элементарные вещи.
— Война, как таковая, не мое дело. Главное — доход. Так что я — не кровожадный. — Он заложил руки за спину, отчего сутулость исчезла. Стоять перед Иваном Андреевичем было неудобно — слишком узкой была дорожка. Головой Гровс то и дело касался отвисшей ветки фикуса, тогда он ладонью будто смахивал с головы следы от прикосновения и вновь закладывал руки за спину. — Доходы нужны постоянно. Какими средствами, война или что-то иное, — из-за этого у меня голова не болит. Без меня начнется война, без меня и кончится. А прибыль была и будет моей.
— Что я скажу, господин Гровс, если уж о прибылях... Надо ли мир на земле сравнивать с каким-то доходом? Вот, к примеру, воздух. Не замечаем, когда воздуха много и если он чистый. Но вот кое-какие большие города начали задыхаться. Пошла торговля кислородом в киосках! Люди почувствовали, что это такое — воздух...
— О-о, куда вы... — Гровс поднял руку, поводил ею в воздухе, показывая на небеса: — Чужое, не мое, все это в мировом масштабе. Мне близко и дорого то, что в моих руках: прибыль. Повторяю: война неизбежна. Я назову крупные международные соглашения насчет обеспечения мира, ограничения средств массового уничтожения людей... Хотя бы одно из них выполнено полностью? Вы, господин Петраков, все знаете, только делаете вид: неведомо вам, странно, боязно вроде бы подумать. Разве секрет, что к новой войне начали готовиться сразу после второй мировой? Смешно произносить: дни покоя... Разве тайна — наличие у многих государств атомных и водородных бомб? Заметьте, многие из этих бомб изготовлялись в строжайшем секрете. Во всем мире действовали ограничения, а тем временем за семью замками расширялось их производство. Для чего? Не для мирной цели.
Гровс опять сел рядом с Петраковым, положил ногу на ногу. Было странно видеть, что у этого громоздкого человека такие тонкие ноги.
— Сейчас, господин Петраков, в пору говорить о нейтронных бомбах. Нет, даже не о них. Сейчас в военных целях нетрудно вызвать воздушный огненный циклон, придать ему огромную скорость. Ничто не сохранится на его пути. Не составит большого труда сделать «прокол» в атмосфере. На всей площади «прокола» ультрафиолетовое излучение будет жестким, на этом месте на земле будут полностью уничтожены все формы жизни. И все это уже испытано в локальных войнах. Мертвая пустыня, представляете? Можно вызвать землетрясение...
— Веселый разговор, — вздохнул Иван Андреевич.
Замолчал Гровс. Он смотрел на тисовую жердь на сиденье декоративного дивана, ногтем пытался отковырнуть омертвевшую кору. Потом занес руку за спинку дивана, щелкнул выключателем. Повеяло свежим, прохладным ветром — начал работать бесшумный вентилятор. Зашелестели суховатые листья азалии, закачались тяжелые ветки фикуса.