У Ивана Андреевича пропала жалость. И он увидел сухие обнаженные коленки, высоко задранную вопреки приличиям юбку. Черные глаза Регины показались бесстыдно откровенными в своем ожидании мужчины. А могли бы быть красивыми... С кем она будет после него, что будет говорить? Только что он думал, что Регина может стать если не совсем другом, то хотя бы единомышленником... Сколько ж тебя, уважаемый, учить надо? Когда ж ты в людях разбираться станешь?..
— Регина... О Лейде и прочем поговорим потом. Отсюда, из городка, кроме как через ворота можно выйти? Погулять бы с вами на открытом воздухе.
— О-о, какой вы! — покачала головой Регина. — Погулять... Улетучиться хотите? Ничего не выйдет. Я бы, наверное, давно убежала отсюда, если б можно было. Не знаю пути.
Регина перечисляла девушек, кто был здесь до нее. Остались их заколки, кулоны-часики, за настенным зеркалом нашла даже фотокарточку: мулатка в обнимку с Гровсом...
— Черт-те что! — вздохнул Иван Андреевич. — Не об этом, прошу вас... Неужели нет пути отсюда? Продукты как-то доставляют, кто-то следит за электросетью, водопроводом...
В контейнерах, в термосах доставляют продукты, обычно — в готовом виде. Людей хватает, но они за городком... Регина даже возмутилась. Она говорит о своей жизни, а ему подавай пути-дороги для его спасения. Нет отсюда никаких путей! Нет и не будет. Ей, Регине, тоже не хочется пожизненно оставаться под куполом. Ехали с Лейдой на Талум в надежде разбогатеть. Знали, на что шли. Не все ли равно, где свою профессию применить: в Стокгольме, Амстердаме... Но именно здесь, на Талуме, самые бешеные заработки. Разбогатели девушки, здорово разбогатели те, кто пользовался спросом. О-о, какими состоятельными были бы они, если б остались живы!.. Гровс в порыве любовного откровения все рассказал. Это для вида, так сказать, пыль в глаза, меняют здесь имена девушкам. Регина вовсе не Регина у себя дома, а Лилиан. Но раз нужно, то, пожалуйста, Регина... Видите ли, по возвращении отсюда не будет замарана репутация. Если погибнет человек, никто и следов не найдет. Как отыщешь придуманного человека, не существующего? Вот в этом все дело, а не в желании сохранить чью-то репутацию...
Гровс все разъяснил. Как только спрос на девушку падает, ей вручают чек, устраивают пышные проводы на берегу моря, такая традиция здесь — по поводу особо значительных событий, потом провожают в аэропорт... Ни одна девушка до аэропорта не доезжала. Договаривались: любым путем сообщить о возвращении домой. Не поступало ни одного сообщения. Такой здесь порядок... Не должен просочиться ни малейший секрет — вот почему. А какие секреты знали погибшие девочки? Только о мужчинах... Они же, мужчины, ни о чем не говорили, только о любви, да и то чаще всего, как попугаи, одно и то же. Только Гровс, да и то лишь ей, Регине, — о секрете. Лучше бы не говорил!.. Самое верное — быть вместе с Гровсом, не отбиваться от него, тогда, возможно, удастся выжить...
«Где правда, где ложь? — каменело сердце Ивана Андреевича, не спускавшего глаз с Регины. — Все вокруг врут. Или иначе невозможно?..»
— Еще чему Гровс учил вас? — уже злился Иван Андреевич на самого себя, на свое неумение распознавать человека.
Нет, новых сведений от Регины он не получит. Смешно было бы в секретном городке под куполом продажной женщине, точнее, продажной душе доверять тайны... Иван Андреевич встал, прошел в соседнюю комнату. На столе, в вазе, лежали конфеты, поблескивали рюмки и непочатая бутылка.
— Хотите выпить?! — крикнул он.
Регина вошла быстрым шагом, отняла бутылку.
— Никакой учебы не было. Никакой! — с откровенной неприязнью резко отодвигала она рюмки ближе к стене.
Он подумал: «Она ведь тоже пленница...»
— Вы можете не любить меня, тут я, наверное, бессильна, — вплотную подошла Регина к Ивану Андреевичу. — Но вы навлекаете на меня гибель. На меня, а не на себя! Я не выполнила приказа...
— Насчет того, чтобы меня уговорить... Гровс пытался, ничего не вышло. Почему же у вас должно получиться? Разве вы сильнее Жака, Гровса, Уоткинса? Так что опасения — приказ не выполнила и прочее — давайте отбросим.
Регина в замешательстве сникла, съежилась. И зашептала:
— Я, конечно, совру... Не поверит он. Гровс вообще никому не верит. Я обязательно попробую... Жить-то хочется, я тоже человек. Только ничего не умею, ничего не знаю... Хочется жить, только не знаю как... — Она потянулась к бутылке, откупорила ее: — Давайте просто так выпьем. Надо же что-то делать...
Иван Андреевич отказался. Регина, морщась, отпила с полстакана виски, скоро опьянела и заплакала. Она плакала молча, уставясь затуманенными от слез глазами в плоскую полированную поверхность стола.