Хаббарт щурил узкие глаза за стеклами очков и в улыбке морщил дряблые щеки:
— Нет, господин Гровс, не могу согласиться. Во всех отношениях вы на голову выше этого Петракова. Например, какое дело поручено вам! Какая ответственность!.. А что — Петраков? Разве он когда-либо ворочал делами подобного масштаба? В его досье даже упоминания об этом нет.
«Хитрит Хаббарт, — подумал Гровс. — Комплиментами сыплет...» Но именно в подобных словах, и только от Хаббарта, он и нуждался сейчас. Даже если не будет положительного результата, все равно Петраков сдвинул гору с плеч Гровса. «Предприняты самые энергичные меры в эксперименте с солдатом» — так доложено руководителям на континент. «Действуйте!» — прозвучало по радио в ответ. «В случае неудачи...» Это еще неизвестно по чьей вине... И успех, и провал — все начинается там, у вас, господа...»
Слова произнесены. Теперь Гровс может и размагнититься. Хаббарту поручено держать связь с континентом, от себя лично он ничего никогда не говорит. Тем более оценивать действия работника научного Центра любого ранга! Хаббарт изрекает лишь сотни раз процеженные слова, когда есть полная гарантия личной непогрешимости, — мнение апробировано, пусть не совсем новое или оригинальное это мнение; главное в том, что оно не расходится с оценкой, какая определена высокими лицами на континенте.
Знакома Гровсу такая позиция. Недаром прожиты годы среди многих воротил, недаром акционеры побаивались прозорливости Гровса. Он редко ошибался в анализе дел своих собратьев по акционерному обществу, и это пугало многих. У Хаббарта масштаб не тот, к какому привык Гровс на континенте, а все же применительно к научному Центру, к ограниченному кругу лиц под куполом, занятых непосредственными экспериментами, Хаббарт не такая уж малозначащая фигура. С этим Гровсу приходится считаться.
— Джентльмены! — наконец Гровс отвел от Хаббарта свой взгляд. — Население Земли катастрофически растет. Значит, должно увеличиваться число жертв. Я хочу сказать, это естественно. Так что ожидаемая война закономерна и необходима. Знаете ли вы, что думает Петраков по этому поводу? Я вам обещал высказать свои предположения — вот и поделюсь ими. Он думает так: да, население Земли прибывает. Но катастрофически ли? Ведь увеличивается число умных, решительных людей, они выведут человечество из тупика. Люди умнеют! А это якобы катастрофа прежде всего для нас с вами. Люди раскусят, чем заняты мы... А умирать никому из них не хочется, из этих людей. Чувствуете? Вот в чем профессор Петраков, пожалуй, прав. Исходя даже из его соображений, нам надо форсировать эксперименты. Может быть, я в чем-то ошибаюсь, что касается мыслей Петракова... Но не в главном!
Встал, радостно развел руки растроганный Уоткинс:
— Вот это ум... Коллеги, какой ум!..
Уоткинс будто заново родился на свет. Ни Гровс, ни Жак — никто не одолел Петракова. Это удалось незначительному человеку. Мало ли на свете курьезов... Теперь никто, даже сам Гровс, не вправе тыкать в глаза: не сумел Уоткинс, каков же ты специалист и вообще каков работник! Очень много значило для Уоткинса такое неожиданное решение проблемы с Петраковым. Оно давало передышку. Теперь надо продумать ситуацию и — действовать, действовать. Он, Уоткинс, не должен упускать из вида ни одно заметное явление в работе Петракова, все надо заставить служить его, Уоткинса, интересам. Гровс делает такое всю свою жизнь. А почему Уоткинсу нельзя? По своим творческим задаткам он не менее значителен, чем Гровс или тот же Петраков. Пора судьбе быть справедливой к нему.
А пока — минуты отдохновения. Он налил коньяку сначала Гровсу, потом себе и всем остальным:
— Коллеги! Предлагаю тост за нашу постоянную, вечную любовь к нашему шефу, к нашему старшему другу. Я, может быть, не так красиво говорю, как следовало бы. В вопросах любви самый большой краснобай Сенье... Но то — к женщинам. Не так ли, Жак? А здесь — о серьезной любви...
Жак тоже хотел предложить тост. Но повторяться, да еще после Уоткинса, то есть после ближайшего друга Гровса, не имело смысла. Он, Жак, останется в тени. С ним не в первый раз случается подобное за время работы в научном Центре. Может быть, сейчас это как раз к месту — попридержать язык. Когда выговорится тот же Гровс, когда прояснятся его намерения, тогда и надо вставить свое слово. С пользой чтобы, к своей судьбе применительно.
В раздумьях своих Жак пришел к выводу: наверняка Гровс зачислит себя руководителем эксперимента. Теперь, когда Петраков взялся за дело, солдат превратился в самую выигрышную акцию в научном Центре. Почему же Гровсу не погреть руки над чужим костром? Власть безгранична...