Иван Андреевич с ненавистью смотрел на сплошные, наставленные едва ли не вплотную друг к другу многоэтажные сооружения. Не дома это — боксы для бесчеловечных исследований! Когда же кончатся они, когда же оборвется проклятая улица! Занавесочки везде, занавесочки... Невинность какая, стерильность! Живи, человек, тут тебе обеспечено долголетие... Сколько уже похоронили людей за этими занавесочками, как парней в казарме? Сколько обречено еще на гибель? Занавесочки, беленькие, мирные...
Многое Роберту было удивительно, будто впервые. Яркое солнце... И возникало ощущение, что на улице жарко. Но в действительности было умеренно, даже прохладно. Он смотрел вверх. Купол ослепительно сверкал, и это тоже вызывало удивление: вон какой изнутри! Вместе с другими солдатами экспедиционного корпуса он возводил главную опору и купол. Тогда это сооружение со строительными лесами, алюминиевыми клетками конструкций было похоже на сплошные круги паутинчатой многослойности. Сейчас — просторно, насквозь прозрачно. От этой легкости все вокруг казалось приветливым.
Иван Андреевич с содроганием следил за каждым его шагом. Не подозревает молодой человек, как много теперь зависит от него. «Постарайся, постарайся! — мысленно умолял Иван Андреевич. — Не падай духом. Смелее ступай! Набирай силы. Не ленись только, не ленись, пожалуйста!»
Они прошли квартал. Роберт вытер пот с лица, вяло опустился прямо на тротуар.
— Не могу больше, — прошептал он, вытягивая ноги.
— Ничего, для начала и это хорошо, — сел рядом с ним Иван Андреевич. «Плохо получается, — не сводил он взгляда с Роберта. — Если так будет дальше, то дело труба».
— Профессор, куда силы мои делись? Почему так? — едва не плакал Роберт. Его большие глаза испуганно смотрели на Ивана Андреевича.
— Столько отлежать без движения!.. Здоровый человек и то не сразу побежал бы. А у вас хорошо... нормально для начала передвигаетесь, — отворачивался Иван Андреевич.
Так и должно быть у Роберта, понимал он, а все же не соглашался, не мог смириться с физической немощью молодого человека. Сейчас самое время им обоим думать о себе. Только Роберт может навести на неведомую тропу из этого городка. О многом он мог бы заявить всему миру.
«Сколько можно еще повременить?» — спрашивал себя Иван Андреевич. И думал о Гровсе, о его странной терпимости: не вызывает, не требует доклада о ходе эксперимента. Доказывает свое доверие профессору? Возможно. В его положении нетрудно доверять. Все равно и профессор, и подопытный человек никуда не денутся. Ждет, когда будет поставлена последняя точка. Вот тогда он и раскроется...
— Завидую вам, Роберт. Вы молоды, вырветесь отсюда, сколько сможете сделать! Этот урок, — показал Иван Андреевич на купол, — не пройдет для вас бесследно.
— В старики записываете себя? — массировал ноги Роберт. — Складываете оружие?
— Не в старики... А все же... У вас действительно все впереди.
— Да, впереди, — горько усмехнулся Роберт. — Если выберемся...
После отдыха он шел легче. Даже отказался от поддержки Ивана Андреевича. У него обнаружилась привычка: разговаривая, касаться своего спутника. То шлепнет ладонью по руке Ивана Андреевича, то ткнет пальцем в бок. У Ивана Андреевича был похожий на Роберта знакомый, с ним при встречах он держался подальше. Но тот все равно приближался; пока шла беседа, Петраков не знал порой, куда деться от назойливых прикосновений.
Но сейчас дело другое... Сейчас было начало праздника. У Роберта сохранились привычки, его организм возвращался к ним — еще одно свидетельство того, что человек входит в свое нормальное состояние. Побыстрее бы...
Иван Андреевич вспомнил своего коллегу, директора исследовательского института, свое непосредственное начальство — академика Федора Федоровича Лукашева. Тот сумел бы ускорить дело с этим солдатом. Лукашев — светлая голова, он нашел бы пути быстрого восстановления сил. Иван Андреевич с сожалением вздохнул:
— Сюда бы Федора Федоровича...
— Кто это? Зачем? Он работает здесь? — забеспокоился Роберт.
— Нет, что вы... Это мой учитель... Правда, точнее назвать его учеником... Мы работаем вместе. Крупнейший специалист. — Иван Андреевич снял со своего запястья руку Роберта и отшагнул, чтобы тот не доставал его.
— Вы путаетесь, профессор. Учитель, ученик... Вы меня вводите в заблуждение, что-то скрываете. Но зачем?
— Роберт, честное слово, никакой путаницы. Не придавайте значения этим словам.
— Зачем говорить, если слова ненужные?
— Роберт, сколько можно все хранить в себе? Я — смертный, как и все люди... Хранить каждую мысль, каждое слово... В таких условиях, как здесь, с облаками сквозь купол будешь объясняться. А вы — человек! Я рад вам.