— На какие только хитрости, гады, не идут! — воскликнул в сердцах Лукьяненко.
— Все равно им ничего не поможет, — заключил старшина. — И знаете, товарищ полковник, хорошо бы в их тайник проникнуть так, не взрывая: там должно быть много интересного. Я, конечно, сам не разбирался, не до того было…
— Мы проникнем, обязательно проникнем.
Утром Лиходеев даже на тренировку не пошел, так ему захотелось узнать, какие же результаты будут у Павла Рябинникова. Дело в том, что недавно местное отделение Союза композиторов взяло шефство над гарнизонным клубом. Побыв на концерте художественной самодеятельности моряков, композиторы и решили поближе познакомиться со многими исполнителями. Среди них был и гидроакустик с погранкатера Павел Рябинников.
— Значит, у вас музыкального образования нет? — спросил композитор, когда Павел закончил игру на пианино.
— Нет.
— Играете вы неважно…
Лиходеев даже подскочил, ему показалось, что такой хорошей игры, как сейчас, он еще никогда не слышал, а тут — неважно! Правда, Лиходеев не так уж часто бывал на концертах, предпочитал их тренировкам в футбол, но все-таки!
— Но если все это на слух… А ну-ка воспроизведите, — сказал композитор и начал насвистывать какой-то грустный мотивчик.
Рябинников сел к роялю и в точности повторил его.
— Хорошо! А ну это, — и он снова засвистел.
Павел повторил и этот мотив.
— Однако вы обладаете незаурядными способностями. Я с вами на днях еще раз позанимаюсь, но думаю — вам нужно учиться!..
— …Ясно?! — воскликнул Лиходеев, когда друзья вышли из клуба и направились к гавани. — Учиться надо!
— Так-то оно так, — нерешительно заговорил Павел, хотя совет друга его очень обрадовал, — только и гидроакустиком мне нравится.
— Гидроакустики найдутся, скоро опять к нам пополнение придет, а вот музыкантов не так уж много, — с таким убежденным видом знатока изрек Лиходеев, что Павел невольно улыбнулся.
…Снова мчится катер в морском просторе, рассекая острым форштевнем волны, трепещет на Флаг-штоке флаг пограничных войск.
Павел — в радиорубке. Включена аппаратура, и певучий голос моря звучит в телефонах. Перекатывает волна камни у берега, плещутся гребни валов, сплетаясь в чарующую музыку моря.
Море поет… И в душе у Рябинникова тоже звучит песня, песня моря. Слышится в ней дыхание волн, ровный рокот двигателей своих кораблей, — спокойно, величественно. Диссонансом врываются тревожные ноты. Что это? Вражеская подлодка пробирается к берегам? Крадутся диверсанты на берег? Но вот раздаются могучие звуки. Идут катера пограничников. Звук ширится, растет, в нем слышится победа.
И снова ровно вздыхает море, и в этих звуках ощущается уверенность в своих силах, непреклонность.
«Написать бы все это, — думает Павел. — Нет, не сейчас, а когда выучусь».
Выучусь… А служба? Но ведь можно и служить, и учиться, быть музыкантом и гидроакустиком!.. И он плотнее надвигает телефоны на уши, внимательно вслушивается.
Катер стремительно разрезает волны, а море поет, поет…
Это считают легендой…
У восточных берегов Крыма над водой возвышается причудливая группа скал. Среди них выделяется одна. Глянешь на эту скалу издали — корабль. А если еще бьет в серый камень крутая черноморская волна, кажется — идет корабль полным ходом по неведомому курсу, разбрасывая в стремительном беге брызги и пену. Да и зовется скала Эльчан-Кая — Корабль-Камень.
Проходят века, и все так же неподвижно стоит Корабль-Камень, все так же разбиваются об него штормовые волны. Но прибрежные рыбаки рассказывают, что однажды ожила каменная громада, ринулась на корабль врагов, захвативших крымскую землю, и потопила его. Находятся и очевидцы этого. Впрочем, многие считают это легендой.
А ведь в этих рассказах не все вымышлено…
В восточном углу бухты — импровизированный причал. Большая, с облупленными бортами баржа затоплена, и на палубе ее сделан дощатый настил. Около причала группа катеров. Они только что пришли с моря; матросы наводят порядок на палубах и в отсеках, принимают горючее, пополняют боезапас. С моря идут волны зыби — отголоски недавно промчавшегося шторма, они гулко бьются в скулу затопленной баржи, подбрасывают катера и у берега рассыпаются белой пеной прибоя.