— Вы не пробовали в нем воспитывать морские качества? — спросил Навоенко.
— Что же тут, батенька мой, воспитывать? Не каждому дано быть моряком, — ответил Чумаков. — Уж если ты способен к морскому делу, то раз укачаешься, ну, два укачаешься, а потом при любой погоде будешь стоять на палубе корабля, как в выходной день на приморском бульваре. А уж если море тебе чужое, то иди туда, на бережок, — и Чумаков махнул рукой в сторону города.
Виктор Петрович ничего не ответил.
…Корабль снова выходит в поход. На мостике — капитан третьего ранга Навоенко. Офицеры да и личный состав уже многое узнали о своем новом командире. Во время войны Виктор Петрович воевал в отряде морской пехоты, затем учился, служил в разных должностях на больших кораблях, а теперь назначен на эскадренный миноносец.
Море встречает радушно. На небе — ни облачка, легкий ветер с запада слегка морщинит воду, и долго не пропадает пенистый след за кормой корабля. К полудню ветер совсем стих, но после обеда он снова задул, теперь уже с северо-востока. Все так же светило солнце, небо оставалось чистым, но ветер с каждым порывом набирал силу. Скоро на гребнях волн забелели барашки, корабль начал раскачиваться. А через несколько минут командир заметил, как лейтенант Любчич, придерживаясь за леер, пробирался на нос корабля.
«В каюту направляется», — подумал капитан третьего ранга и окликнул:
— Лейтенант Любчич, подняться на ходовой мостик!
Сергей остановился, посмотрел на командира, затем неуверенно подошел к трапу и стал подниматься на мостик.
— Помогите штурману делать прокладку, а то у него что-то не получается, — приказал командир Любчичу.
Старший лейтенант Решетняк удивленно поднял голову.
— Да, у меня… — начал он, но, увидев твердый взгляд командира, осекся. Он достал чистую карту и разложил ее на столе.
— Вот курсы, вот пеленги, вот время хода, сделайте заново прокладку. Мне кажется, что я, действительно, ошибся, — сказал он Любчичу.
Сергей еще в училище увлекался штурманским делом и хорошо знал прокладку. Преодолевая слабость, он склонился над картой и стал проводить тонкие линии. Однако так продолжалось недолго. Морская болезнь взяла свое, он отошел в сторону и согнулся от резкого приступа рвоты.
Если бы сейчас Любчич пошел в каюту, командир не стал бы его удерживать, но лейтенант снова подошел к штурманскому столику и, с трудом удерживая равновесие, продолжал работать.
Не отдохнув как следует после похода, чувствуя слабость во всем теле и какую-то противную тяжесть в голове, Любчич сошел на берег. Невесело было у него на душе. Бесцельно бродя по улицам города, он думал о своей судьбе. Вся его юность была окрашена мечтой о море, и в тихоструйной речке Песчанке, протекавшей обочь села, ему виделась манящая даль океана. С мечтой о море Сергей окончил среднюю школу, с этой же мечтой пошел в военно-морское училище.
Море… Оно раскинулось перед ним мрачное, угрюмое, такое же, как и думы Сергея. Сильный ветер гнал серые волны, низко нависшие косматые тучи, казалось, цеплялись за пенистые гребни, над водоворотами прибоя с криком носились чайки. Давно ли полный радостных надежд стоял здесь Сергей с направлением на корабль? Тогда море было радостным, искристым, да и у Любчича впереди была жизнь, к которой он стремился. А сейчас?
«Придется прозябать на берегу, — грустно подумал Сергей и медленно стал спускаться к причалам. — Сегодня же подам рапорт, пусть из штаба присылают другого человека. А то Крутояров в отпуск собирается уходить, а я…»
На корабле он сразу же прошел в свою каюту. Решетняк читал какую-то толстенную книгу. Когда Сергей вошел, он, не отрываясь от книги, сказал:
— Тебя Крутояров разыскивал.
— Зачем?
— Хотел проститься, он в отпуск уехал, — ответил Решетняк, поворачивая голову, и вдруг удивленно спросил: — Что с тобой, Сергей?
— Так, ничего… — и, достав чистый лист бумаги, Любчич сел к столу.
Но написать он ничего не успел: прозвучал сигнал тревоги…
— Выход в море! — раздалась команда.
…И снова свистит ветер в снастях, бьются о борта серые волны, раскачивая судно. Лейтенант Любчич сразу же пошел на свое заведывание, проверил все и, почувствовав знакомое головокружение, решил пойти в каюту.
«Отлежусь немного, может быть, станет легче», — подумал он.
Но опять, как и в прошлом походе, командир позвал его на мостик.
Поход был длительным, и все время море штормило. Иногда к утру ветер немного спадал, холмы волн становились меньше, но к обеду он, словно собравшись с новыми силами, начинал завывать сильнее прежнего, заносил брызги и пену на палубу, почти на борт ложил корабль.