— Куда ты собираешься?
Мои плечи поникли.
— Арестовать ребенка.
Глава 14
Люси
Я напевала, когда ехала по Первой улице.
В Нэшвилле я постоянно напевала. Я напевала песню, которая застряла у меня в голове. Напевала песню, которую пыталась написать. Напевала под радио.
Потом я перестала.
Это вошло у меня в привычку, и я должна была заставить себя перестать это делать. Но для этого не потребовалось никаких усилий. Не было сознательной мысли перестать напевать. Музыка просто… исчезла.
Она возвращалась снова. Медленно. И не было никаких сомнений, что одной из причин этого был Дюк. Если бы он не появился в моей жизни, музыка, возможно, умолкла бы навсегда. Но я влюблялась в него все сильнее с каждым днем. Эти эмоции, положившие начало тому, что было очень похоже на любовь, залечили многие раны.
Поэтому я продолжала напевать, улыбаясь, пока музыка лилась из моего горла, пока я ставила «Ровер» на парковочное место возле одного из банков в центре города. Тротуар был затенен высоким тополем, ветви которого все еще были зелеными, хотя осень уже прогнала летнюю жару.
Осень в Каламити обещала быть захватывающей — оранжево-желтый и вечнозеленый калейдоскоп. Если после наступления темноты температура воздуха будет более низкой, то листья скоро опадут. Прошлая ночь показалась мне особенно холодной, хотя, вероятно, это было потому, что большую ее часть я провела одна в постели Дюка, свернувшись калачиком под одеялом и скучая по теплу его тела.
После того, как я оделась и собрала вещи, чтобы остаться на пару ночей, он повел меня вниз и провел мимо разгромленной гостиной. Я хотела поглазеть, задержаться и оплакать свое разбитое окно, но Дюк крепко держал меня за локоть, не замедляя шага, пока выводил меня за дверь. Но даже при беглом взгляде разрушение было свежо в моей памяти.
Это было просто стекло. Я всю ночь и все утро убеждала себя, что это было просто стекло. Одно разбитое окно и камень на полу. Но это было что-то знакомое. Разбитое окно было нападением на мое убежище, как сообщения моего преследователя на моем телефоне. Письма в моем почтовом ящике. Электронные письма, из-за которых я пугалась, слышав звон входящего сообщения.
Преследователь, однако, не причинял вреда моему имуществу. Вероятно, именно поэтому я не испугалась. Я могла отделить события в Нэшвилле от чего-то совершенно иного.
Причина, по которой я не спала большую часть ночи, была не столько в страхе, сколько в беспокойстве.
За Дюка.
Он не признался, что это Трэвис бросил тот камень, но, насколько я знала, никто в Каламити не ненавидел Джейд Морган.
Почему я так не понравилась Трэвису? Дюк уже много лет не встречался с его матерью. Возможно, у Мелани с Дюком все было серьезнее, чем Дюк показывал, и мне не хватало какого-то фрагмента головоломки. Трэвис действительно думал, что, начав преследовать меня, Дюк вернется в объятия своей матери?
Сложные существа эти мальчики-подростки.
Когда Дюк, наконец, вернулся домой после четырех утра, он рухнул в постель и крепко обнял меня. Не говоря ни слова, мы оба погрузились в сон. А утром он улизнул.
Он встал, принял душ и оделся на работу, пока я спала. Когда я наконец заставила себя встать с постели, в окно спальни уже лились лучи солнца. На кухне рядом с кофейником я нашла записку.
Пошел на работу. Позвони мне, когда проснешься.
Разговаривали мы недолго, когда я позвонила, потому что вокруг него были люди. Он сказал мне, что помощник шерифа был у меня дома и убрал стекло. Его друг Кейс собирался сегодня на ферму, чтобы снять мерки для замены и заделать дыру куском фанеры. Дюк рассказал о логистике, а затем попросил меня не возвращаться домой, пока мы не сможем пойти вместе.
Я согласилась, хотя и запротестовала бы, если бы меня как следует накачали кофеином.
Пять часов спустя все его вещи были постираны, на кухне было чисто, а о Трэвисе я не слышала ни слова. Вместо того чтобы сидеть и нервничать, я решила прогуляться по Первой улице, чтобы убить час или два. Может, день, проведенный за разглядыванием витрин, успокоит мои нервы.
И удержит от звонка Эверли.
У меня руки чесались набрать ее номер на моем новом телефоне. Но мы обе придерживались соглашения. Я не звонила и не писала смс уже две недели. Всякий раз, когда я тянулась к телефону, я хлопала себя по руке в качестве напоминания о том, что письма и звонки запрещены.
С ней все в порядке? Боже, я хотела знать. Она не связывалась с Дюком, что означало, что никаких чрезвычайных ситуаций не было, но она была невероятно упрямой. И наши представления о том, что такое чрезвычайная ситуация, были на противоположных концах спектра серьезности.