– Ну, до этого у вас еще не доходило, – уверенно сказала она.
– Почему вы думаете? – улыбнулся Гордеев.
– Вид внушительный. И потом, голодные люди, как правило, не капризничают.
«Эх, послать бы тебя подальше, дорогая Леночка», – подумал Юрий Петрович, но вслух, улыбаясь, отвечал:
– У меня характер общительный. А вообще-то я – та еще зараза. Но мы сейчас не об этом. А касательно термина «микст», который у вас вызывает откровенную неприязнь, если не сказать большего, могу добавить одну мелочь, которой вам, полагаю, будет достаточно. Ну, скажем, так. Назначая для себя «микст», я тем самым утверждаю класс своей работы, ее профессиональный уровень и возможности. Можно, буду до конца с вами откровенен? Я потом объясню почему.
– Я до сих пор не лукавила. Наверное, не все рассказала...
– Как не все? Разве? – сделал изумленные глаза Гордеев.
– Вы шутите? – спросила она таким тоном, что у него вмиг пропало желание ерничать.
– Разумеется, Леночка... – И помолчал в ожидании реакции. Прошло. – В принципе я могу вместе со своим добрым другом и отчасти учителем, являющимся ныне помощником генерального прокурора, заехать вечерком попить чайку, а может, чего и покрепче – это по настроению, к помощнику генерального прокурора. Просто посидеть, поговорить за жизнь, заодно и посоветоваться по некоторым интересующим меня вопросам. Скажите, много вы видели адвокатов, у которых есть такая возможность? Не уверен. Но вот что я наверняка сегодня сделаю, так это возьму с собой другого своего друга, кстати, директора одного из самых толковых у нас сыскных агентств, и заеду с ним вместе к его дядьке. Тот еще недавно возглавлял Московский уголовный розыск, а сейчас, в министерстве, руководит Управлением по раскрытию особо опасных преступлений. И я попрошу Вячеслава Ивановича навести для меня справки по вашему вопросу. А он наведет и скажет все как на духу – стоит мне браться за дело или нет. Тухлое, как они выражаются, это дело или игра стоит свеч. Ну вот разве что тогда я смогу дать вам определенный ответ, понимаете? Я и сам не покупаю кота в мешке, и другим не предлагаю. Но если возьмусь, то и цену назначу соответствующую. Устроит – прекрасно, а не устроит... У вас всегда остается право выбора.
– А знаете, Юра, – задумчиво кивая и словно бы не замечая своей вольности, сказала Елена, – я, пожалуй, готова с вами согласиться. Вы правы. Смешно!
– Что именно?
– Аналогия возникла смешная. Я подумала, что весь мой долгий рассказ можно было спокойно вложить в одну классическую фразу: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте». Примерно столько же информации, если не читать Шекспира и не видеть спектаклей и фильмов. А вам нужны голые факты, чтобы принять верное решение. И все мои эмоции совершенно излишни. Так?
– В яблочко! – согласился Гордеев.
– Вот видите, – улыбнулась она, – получается, что и я кое в чем разбираюсь... Может быть, я не с того конца начала?
– А есть и другой конец?
– Ох, Юрий, Юрий Петрович, ну конечно, есть... Наверное, я должна была начать с того, что Егора не только подставили друзья. Его еще и... как это называется у бандитов, когда выманивают деньги?
– Некоторые говорят: «развели».
– Да, кажется, он так матушке и сказал: «Меня крупно развели». Я вспомнила. Его ведь поначалу, когда началось следствие, никто и не собирался сажать в тюрьму. Сказали, что можно дать взятку следователю, и тот ограничится подпиской о невыезде. Что и было сделано. Затем последовало следующее предложение, потом еще одно, а только уже потом Егора арестовали.
– И много он заплатил?
– Он сказал, что за три раза заплатил, в общей сложности, двести тысяч долларов.
– Сколько? – не поверил Гордеев.
– Двести тысяч. Для Егора, ворочавшего миллионами, не так уж и много, – объяснила Лена.
– Так, может, его и держат в тюрьме, чтобы доить, извините, дальше?
– Откуда я знаю? Меня к нему не пускают, а матушке он не скажет. Он за нее боится. Даже это немногое сказал под строжайшим секретом. Варвара Николаевна, которая никогда не лезла в дела Егора, чуть с ума не сошла, когда услышала такие суммы.
– У нас несколько сумбурный разговор. А чем он занимается? Откуда миллионы?
– У него сеть супермаркетов в Юго-Восточном округе, бензозаправочные станции «Стандарт», встречали, наверно, если вы автомобилист. Пакет акций нефтеперегонного завода. Автосалон. И так далее.
– Тогда понятно. Еще вопрос: кто его партнеры? Хоть какие-то фамилии назвать мне можете?
– Только те, что называл он сам. Ну самый близкий, как он говорил, и я их не раз вместе видела, знакома... Игорем его зовут, Игорь Петрович Брусницын. Но все его звали Гариком, так ему больше нравилось. Он бывший военный, кажется, полковник в отставке. Крупный такой, безалаберный, бабник – просто жуткий! Там у них какой-то фонд был, вот из-за него и произошла ссора. А до этого друзья – не разлей, как говорится, вода... Гарька мне потом звонил. Это когда Егора уже посадили. Звал приехать к нему, посоветоваться, как выручать. А я как вспомню его глаза – масленые такие, знаете? Как у бритого кота. – Лена поморщилась. – Прямо до рвоты, ненавижу этот тип людей....
– Но, может быть, отчасти вы и явились причиной того, что лучший друг вашего Егора, как вы предполагаете, отправил его в тюрьму? Из-за женщин и не такое случалось на свете. Вы ему отказали во взаимности, а он... воспользовался возможностью насолить сразу всем. С его-то точки зрения, а?
– Любопытный вы больно, Юрий Петрович, – недовольно ответила она, – не там копаете. Я с большой долей уверенности могу сказать, что такие мужики, о которых у нас с вами идет речь, из-за какой-то бабы, вроде меня, не стали бы рвать друг другу глотки.
– Так Егор же и не рвал. Или вы знаете, что было нечто иное?
Елена пристально посмотрела на Гордеева и отрицательно покачала головой:
– Нет, не знаю. Но думаю, что если когда-то, в прошлом, я для Егора представляла какую-то ценность, то уж для Гарика – никогда. Его истинная цель была написана в глазах. Нет, я тут ни при чем.
– Как знать, как знать... – вздохнул Гордеев.
– Да что вы все напускаете на себя бог знает что! Философ доморощенный! Вот вы же, – с неожиданной горячностью заговорила она, – смотрите на меня, как нормальный мужик! И ваши желания у вас тоже в глазах написаны. Но вы же не кидаетесь на меня, не заламываете руки, не швыряете на стол, как...
– А может, я вас просто боюсь? – улыбнулся Юрий Петрович.
– Да будет вам! Боится он... – уже спокойно, с невеселой усмешкой отвечала Лена.
– А тот, значит, не боялся? Я про Брусничкина вашего, – напомнил Гордеев.
– Брусницын, – поправила Елена. – А он вообще ничего не боится. Как всякий, кто лишен совести. Воображаю, что они в Чечне творили...
– И там побывал... И что же, кинулся, значит, заломил?
– Ага, и получил по морде. Все? Нужны еще подробности? – Лена гордо глянула адвокату в глаза.
– Экая вы, Леночка, ей-богу! – с укором заметил Гордеев. – Да это ж для мужика первая радость – представлять себе, как другому по морде дали! Это ж какие надежды сразу являются! А уж про изыски воображения я и не говорю.
– Ловко перевели стрелку.
– Я пока изучаю возможные мотивы, понимаете? А про Ромео и Джульетту это у вас удивительно точное наблюдение. Постараюсь ответить вам тем же.
– Ну-ка? – с вызовом сказала она.
– Это ведь, помнится, финал трагедии, да? Последняя фраза?
– Вот именно.
– И если я, как делают некоторые, открыв книгу, загляну в конец, чтобы узнать, чем кончилось, то возникнет вопрос: «А стоит ли вообще читать?» И что я должен ответить себе? Хочу я или не хочу знать, почему же эта повесть – «печальнейшая»? Мне перевод Пастернака больше нравится. «Но повесть о Ромео и Джульетте останется печальнейшей на свете...» Звучит? Ну так и что я, по-вашему, должен ответить себе? Это – тест.